Император, который знал свою судьбу. Борис Романов
3
НАТ. ДИВЕЕВО, ТОТ ЖЕ ДЕНЬ.
Николай и Александра выходят из кельи. Николай пытается держать себя в руках, кусает губы. Видны слезы на глазах. Александра с трудом идет к экипажу – ей очень плохо. Николай поддерживает ее. Делает отстраняющий жест навстречу вышедшим из экипажа великим князьям. Садятся в экипаж, отъезжают. Над Дивеевом радостно и резко звучат колокола. Солнце садится за горизонтом. Откуда-то взлетает, каркая на спор с колоколами, стая ворон. Они черны на фоне закатного солнца.
ИНТ. ГОСТЕВАЯ КОМНАТА В ИГУМЕНСКОМ КОРПУСЕ. ТОТ ЖЕ ДЕНЬ (ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР 20 ИЮЛЯ 1903 ГОДА)
На экране –гостевая комната в Игуменском корпусе. Александра в постели. Боткин хлопочет рядом с ней, прикладывает компресс к голове. Николай идет из детской (укладывал спать детей). Он спокоен, но бледен. В коридоре его встречают игумен Серафим и игуменья Мария.
МАРИЯ:
Ваше Величество, батюшка, не убивайтесь вы так! Блаженная Паша резка бывает не по уму… Наговорила Вам, небось, невесть что. Христа ради юродивые-то наши испокон веку на Руси резки да дерзки. Привидится им то да се, а они и рады дерзить! Вы все слова ее просейте через крупное ситечко – чтоб только съедобное осталось…
СЕРАФИМ:
Николай Александрович, Ваше Величество, Александра-то Федоровна никого к себе не пускает – вы ей сами объясните про юродивых, Христа ради объясните. На ней, сердешной, лица нет.
НИКОЛАЙ:
Спасибо Вам за заботу. Ей уже лучше. Действительно, Параскева Ивановна много чего наговорила… Через крупное ситечко – это вы хорошо сказали…
Николай идет в свои покои. Камера следует за ними. Александра в постели. Николай садится в простое кресло.
БОТКИН:
Нам уже лучше. Сильный организм. Ничего страшного… Николай Александрович, да что ж такое эта Паша учудила? Я первый раз такой нервный шок у Александры Федоровны наблюдаю.
НИКОЛАЙ:
Да уж, учудила. Это точно. За «явреив» кишиневских так отчитала, что до сих пор испарина. О прочем лучше и не спрашивайте, а то и вам компресс понадобится, Евгений Сергеевич.
БОТКИН:
Бред какой-то. За «явреив» отчитала? Ей-то какое дело до «явреив»? Вот уж одно слово – юродство! Может на Святой Руси они и к месту были, но нынче-то уже двадцатый век на дворе! Впрочем, молчу, молчу.
АЛЕКАНДРА:
Евгений Сергеевич, дорогой вы наш, спасибо. Мне уже гораздо лучше.
БОТКИН:
Да, дорогие мои. Молчу, молчу, удаляюсь (уходит с поклоном).
АЛЕКСАНДРА:
Она безумна, эта Паша! Прочь, прочь из головы, ведьма! Ники, милый, я посплю два часа, а затем вновь пойдем к источнику, на серебряный пруд.
НИКОЛАЙ:
Пойдем, если ты в силах. Спи, Аликс. Как проснешься, пойдем.
Александра быстро засыпает. Николай зажигает свечу в другом конце комнаты, достает из-за пазухи послание Серафима Саровского, смотрит на хлебный мякиш, бережно вскрывает пакет; погружается в чтение.
ИНТ. КЕЛЬЯ СВЯТОГО СЕРАФИМА САРОВСКОГО.
Камера