Визит к Минотавру. Георгий Вайнер
весь гам в коридоре ножом:
– Встать! Встать, я сказала!
И все вокруг замерли, как в немой сцене у Н.В. Гоголя.
Лаврова подошла к Обольникову и сказала совсем тихо:
– Если вы не прекратите сейчас же это безобразие, я вас действительно арестую. Встать!
Минотавр Обольникова был похож сейчас на грязного избитого пса. Дрожа и всхлипывая, Обольников бормотал:
– Честью клянусь, не воровал я ничего…
Тяжелая железная дверь захлопнулась за нами, и мы пошли по улице Радио к Разгуляю. Осень все-таки, наверное, забыла, что ее время на исходе, и день был ласково-солнечный, тихий, теплый. Лаврова наколола на острие своего длинного элегантного зонтика опавший лист и сказала:
– Дожди зарядят скоро…
– Наверное.
– Не люблю я осень…
– А я – ничего, мне осень подходит.
– У нас с вами вообще вкусы противоположные.
– Это не страшно, – сказал я. – Поскольку противоречия наши не антагонистические, мы охватываем больший диапазон мира.
Лаврова грустно усмехнулась:
– Мы с вами вообще классическая детективная пара: молодой, но горячий работник говорит: надо брать. А старший, опытный и рассудительный, отвечает: пока рано.
– Аналогия чисто формальная. Старший-то ведь всегда руководствуется соображениями высшей человечности: нельзя сажать человека в тюрьму, не доказав его вины наверняка…
– А вы чем руководствуетесь? – прищурилась Лаврова.
– Сухим эгоистическим рационализмом. Я бы этого субчика мгновенно в КПЗ окунул. Но с того момента, как по делу появляется заключенный, помимо разыскных хлопот, из меня начальство и прокуратура начнут каждый день кишки выворачивать – сроки ареста текут…
– А так?
– А так он себя сам определил на изоляцию. Сбежать отсюда ему невозможно, да и куда он побежит? Пусть сидит на антабусе и дозревает…
Мы дошли до угла, и я вспомнил, как здорово Лаврова справилась с Обольниковым.
– Слушайте, Лена, а ловко вы укротили этого барбоса. Просто молодец, я и то растерялся…
Она ничего не сказала, и мы дальше шли молча, потом она будто вспомнила:
– Знаю я их, сволочей этих. Насмотрелась. Мать меня одна вырастила.
Из будки автомата я позвонил на Петровку. Дежурный сказал, что для меня прислали справку.
– Прочитайте, – попросил я.
– «Иконников Павел Петрович, уроженец Харькова, 1911 года рождения, проживает во Вспольном переулке… – монотонно читал дежурный, – работает лаборантом-герпетологом в серпентарии Института токсикологии…»
Я положил трубку и спросил у Лавровой:
– Вы не знаете, что такое герпетолог?
– По-моему, это что-то связанное со змеями… Если я не ошибаюсь, герпетология – это наука о змеях.
– О змеях? – спросил я с сомнением. – А что такое серпентарий?
– Это змеевник. Ну, вроде террариума, где содержат змей.
– Однако! – хмыкнул я. – Первый раз