Двое среди людей. Георгий Вайнер
один удар. Видимо, драка. Следы крови ведут за угол, на Трудовую. Подрались они, наверное, там. Идемте вместе, посмотрим.
Мы пошли с ним по этой дорожке, протоптанной одним человеком, только для себя, и только в одну сторону. Я шла и безотчетно считала про себя шаги. 16… капли, 21… лужица, 27… целая полоса, 31… капли, капли, 33… капли, 37… брызги, 46… капля. Последняя. Вернее, наоборот, первая. Тут он начал умирать. Я подумала тогда, как коротка была эта дорога из жизни в смерть, сорок шесть шагов. Потом мы прошли по ней обратно, так, как бежал или шел этот человек, пока у него не кончились силы.
Я наклонилась над ним. Открытые глаза смотрели прямо на меня, и все его лицо выражало огромное удивление, неприятие всего происходящего вокруг, как чего-то пустякового, несерьезного и в то же время недостойного. Не помню, сколько я простояла так, пока кто-то не тронул меня за плечо:
– Подвиньтесь, пожалуйста, Евгения Георгиевна, мне надо снять его с разных точек. – Это начал работать эксперт.
Я отошла к краю тротуара и подумала, что сегодня я прямо на удивление не в форме. Меня охватила какая-то тупая апатия, тяжелая, парализующая. Наверное, так случается со спортсменами – перед трудной, ответственной игрой от нервного напряжения сводит все мышцы, мысли становятся вязкими, бесформенными, клейкими. Чушь какая-то!
Сейчас как раз важнее всего реактивность, цепкость, потому что, если здесь есть какие-нибудь следы или свидетели, их надо найти немедленно – завтра они могут кануть навсегда. Я даже головой затрясла, пытаясь сбросить это мучительное оцепенение, вслушаться в слова старушки, которую откуда-то привел Саша.
– Погодина моя фамилия, да, Погодина Прасковья Даниловна. В складе я работаю, вон в доме напротив, сторож я. Ну да, это я в «Скорую помощь» и звонила, потому как сразу крик его услыхала. Страшный крик был, будто душа на свободу просилась. Вышла я из тамбурчика своего и вижу – бежит он прямо по мостовой. Я, грешным делом, подумала сначала, что пьяный он, – так его из стороны в сторону мотало. Нажрались винища, думаю, окаянные, и давай кулаками ширять. А на перекрестке он упал. Хотела я подойти, да поначалу побоялась – вдруг те снова придут и опять драться зачнут промеж себя. А меня-то, старую, долго ли зашибить, хоть и ненароком?
– А потом что было, Прасковья Даниловна?
– А чего было – сама видишь. Я, старая, жива и тебе вот все рассказываю, а он, молодой, жить бы ему да жить, – мертвый лежит.
– Понятно. Так когда упал он на перекрестке – он что, до этого места дополз?
– Зачем? Встал он. Встал, а бежать боле не мог, нет, шел как-то кругами, и все его назад выворачивало, будто жжение у него в спине было. До этого места дошел и лег здеся. Вижу – не шевелится, я страх свой перемогла и побегла звонить в «Скорую»…
– Его зовут Константин Михайлович Попов, – сказал Саша.
Я обернулась к нему и увидела в его руках пачку денег, какой-то разграфленный лист и водительские права.
– Звали, – сказала я.
Эта бестактность получилась у меня вполне сознательно: я не хотела больше думать о том, что этот парень был десять минут назад