Любить ненавидя. Анатолий Косоговский
то на Троцюка, то на Головню. Бывший прокурор внимательно посмотрел на эксперта, сузил глаза, хотел было что-то произнести, но передумал и лишь глубоко вздохнул.
– Ни-и-и как не поймешь, – съязвил Троцюк, с опаской переведя взгляд на бывшего прокурора. – Что ж, придется объяснить поконкретнее. Жалоба на тебя, понял. Да еще от такого… – он запнулся, подбирая нужное слово, – уважаемого человека.
Головня неодобрительно скривился.
– Короче, – Троцюк повысил голос, – давай выкладывай, зачем по выходным на реке шляешься, рыбаков фотографируешь? Кто команду давал?
– А-а-а, Вы об этом, товарищ полковник, – Михайловский, всем своим видом показавший, что ожидал чего-то просто невероятного, вдруг расплылся в улыбке.
Головню прямо-таки передернуло:
– Нет, ну это уже просто наглость! Он, видите ли, тут еще и зубы скалит. Э-э-эх! Говорил и говорю: бардак у тебя, Петрович! Бардак!
– Да нет, извините… – запинаясь, попытался объяснить Михайловский. – Вы меня не так поняли… Я хотел сказать… Товарищ полковник…
Эксперт повернулся к начальнику райотдела.
– Товарищ полковник! Да какая еще может быть команда! Верите-нет, просто хобби у меня такое – фотографировать. Ну, люблю я это дело. Да и ребята говорят, что классные у меня портреты получаются. Можно сказать, профессиональные. Я многих фотографирую, честное слово. А рыбаки – это же вообще… Это же просто… умопомрачительный типаж. Ну, есть в них что-то такое… что-то такое, – Вовка, круговыми движениями описывая руками невидимый шар перед лицом начальника райотдела, старательно пытался подобрать подходящее слово.
– По-дож-ди-и-и, сынок, – перебил его Головня, давая понять, что вся эта трескотня ему уже порядком надоела. Он строго и назидательно посмотрел на Михайловского. – Слушай, тебе не стыдно? Что ты здесь какие-то круги руками разводишь! Клоунаду, понимаешь ли, устроил! А слова какие завернул: умопомрачительный, неумопомрачительный. Перед тобой два пенсионера сидят, которые в жизни этой уже все, что только можно, попробовали и узнали, когда ты еще пешком под стол бегал. А ты нас тут, как кроликов, понимаешь, разводить вздумал.
– Извините, пожалуйста, – глаза Михайловского наполнились почти младенческой наивностью и непосредственностью, – Может, не хватает словарного запаса, чтобы поконкретнее объяснить. Косноязычие, может. Извините! Ну, зачем мне врать. Честно говорю, хобби.
– Ясно! – отрубил Андрей Иванович. – Это уже не рядовой сотрудник милиции, – это уже ментяра5. Причем… закоренелый ментяра…
У Троцюка и Михайловского создалось впечатление, что прокурору от негодования не хватает воздуху. Он сделал паузу, чтобы успокоиться и лишь после этого продолжил:
– Умопомрачительный типаж. Понял, Петрович? Умопомрачительный!
В кабинете повисло молчание.
– Ладно, – Андрей Иванович поднялся со стула и подошел к начальнику райотдела. – Я так понимаю, Василий Петрович, наловить нам здесь вряд ли что удастся. Короче, – он повернулся к Михайловскому, –
Ментяра – (жарг.) милиционер, сотрудник милиции.