Тенеграф. Кшиштоф Пискорский
вдрызг, кто-то сверху крикнул, чтобы вновь показали чудесный образ. Люди принялись трясти барьер, топать и кричать. А поскольку внизу никто их не слушал, то злость нарастала. Они принялись так неистовствовать, так топали, что балкон провалился, толпа рассыпалась по залу, причем большинство побежали к машине. Хольбранвера скоренько из всего этого вытащил сам ректор. Почти чудом удалось им спасти стеклянную пластину с тенеграфом, поскольку машину люди растоптали полностью.
– И что дальше?
– А дальше – все. Толпа перевернула все в зале вверх дном, но жаки, те самые, что раньше продавали места, привели стражу, с помощью которой выбили простецов и вышвырнули их за ворота. Я сам получил палкой поперек спины. Хольбранвер растворился в воздухе, но о том необычном образе, полагаю, знает уже каждый житель Серивы, если он не глух с детства.
– Я не знал.
– Потому что мало ты среди людей крутишься.
Говоря это, Д’Ларно допил вино Камины. Тот вздохнул и пошел за двумя новыми стаканами. Когда сел с ними подле художника, взглянул беспокойно на дверь, а потом произнес тихо:
– Поздно уже, а Арахона нет.
– Как видно, есть у него дела.
– Это было бы весьма кстати, – Камина потер седую щетину на подбордке. – Я ведь здесь сижу лишь затем, чтобы кое-что ему предложить.
– Ты ранишь меня в сердце, дружище, так ты здесь по делам? Не из любви к старому другу Д’Ларно? И какое же дело печатника требует острой стали?
– Я хотел…
И в этот момент отворились двери, впустив холодный ветер. В таверну вошла темноволосая девка, чьи лучшие времена остались десять лет и два пуда назад. Быстро поняла она, что много тут нынче не заработает. К Эльхандро и Д’Ларно даже не подходила, поскольку первый обладал внешностью сурового монаха, а у второго, хотя он наверняка был бы не против ею воспользоваться, карманы были пусты, как у беднейшего жака, и все шлюхи в квартале это знали.
Женщина минутку покружила между другими посетителями, а обильный зад ее выписывал в пространстве корчмы спирали и круги, и Д’Ларно всматривался в них, время от времени смачивая губы вином. Та же поговорила с Хорхе, приблизилась даже к старому горбатому чиновнику с бельмом на глазу, что в одиночестве пил свое вино. Но тот – уставший и чрезвычайно чем-то обеспокоенный – не обратил на нее внимания.
Наконец она ушла, а зал будто снова сделался меньше, бледнее, тусклее.
– Что ты хотел? – попытался вернуться к теме Д’Ларно.
– Неважно. Скажу лишь, что у меня встреча, которая может оказаться весьма опасной.
– И что же это за встреча?
– Я уже тебе достаточно сказал.
– Ой, Эльхандро! Я тут глотку свою не щажу, рассказывая тебе такую историю, а ты жалеешь для меня пару-другую подробностей? Только одним способом можно смыть твое презрение! Принеси-ка мне еще винца.
Раздраженный Камина поднялся, взял стаканы, которые волшебным образом опустели без его