Разведка боем. Владислав Жеребьёв
за мной, когда увидел заявление?
– А ты догадливый.
– И подкрепление не вызвал?
– Ты пересмотрел Штатовских боевиков. – Всеволод поудобнее устроился на полу скрестив
ноги по-турецки и с вызовом глянул на Семена. – Хотя вызвал. Времени у наряда было не больше
десяти минут. За это время они просто обязаны были успеть. Иначе те парни, что нас похитили, дико как проворны.
– Да, – Семен уселся рядом с майором, но, запустив пятерню в волосы, так и застыл на месте.
– Тень. – Прошептал он, указывая на дверь.
И правда, в полоске пробивающегося из-под заколоченной двери света появилась корявая
тень. То, что это был человек, можно было не сомневаться, но вел он себя так же странно, под
стать всему остальному. Шаркая и подволакивая ногу, неизвестный подошел к преграде и громко, почти по лошадиному, потянул воздух.
– Не нравится мне это. – Курехин пошарил рукой под батареей, куда совершенно недавно
запрятал молоток. Его приятная тяжесть внушила некое спокойствие, но все равно это было совсем
не так, как когда у тебя в руке табельный ствол.
Мощный удар в дверь сотряс дверной косяк и заставил осыпаться старую штукатурку с
потолка. Мужчины ахнули, каждый на свой лад, и отступили вглубь комнаты.
Две недели до часа «икс». Реальность. Санкт-Петербург.
– Крепкая у вас голова, товарищ майор. – Фельдшер закончил с перевязкой, соорудив на
голове Всеволода марлевую шапочку. Завязки оттопыривали уши, придавая оперативнику вид
сильно возмужавшего чебурашки. В голове до сих пор стоял звон и тошнило. – Сотрясение. –
Кивнул эскулап, убирая бинты и лекарства в сумку. – Но ничего. Возьмете недельку больничного, потом в санаторий от ведомства скатаетесь. Красота, лето.
– Ага, красота. Давыдов где?
– Это вы о потерпевшем? Так он в соседней комнате. С ним капитан Конкин разбирается.
Всеволод поморщился, будто от зубной боли, и поспешил в соседнюю комнату. Конкина он
знал отлично и с самой неприглядной стороны. Рядовой опер, поднявшийся с самых низов, брал от
жизни по максимуму. Не смотря на его скромную должность и чин, под ним ходил весь
Московский вокзал, начиная от таксистов и билетных спекулянтов, и заканчивая последней
цыганской шабашкой по продаже гашиша. Не то, что Курехин не любил оборотней в погонах. Он
как никто другой понимал, что на зарплату рядового сотрудника долго не протянешь, и потому сам
частенько закрывал глаза на некоторые вольности по ведомству, ежемесячно получая на руки
прочный откат. Конкина он просто не любил за ощущение гадливости, которое вызывал капитан, стоило бросить на него беглый взгляд. Маленький, бледный, с вечно липкими от пота волосами, он
сидел за столом и крохотными поросячьими глазками впивался в подозреваемого или
потерпевшего, стараясь найти для себя выгоду, а выгода для Конкина всегда преобретала
долларовый либо рублевый