Из тупика. Том 2. Валентин Пикуль
дорвемся до матушки-России, там-то уж все будет бесплатно!
В баре пол усыпан чистыми опилками. Вкусно пахнет вином и пивом. Орава пьяных офицеров всех мастей и возрастов встретила Небольсина, как новенького, диким ревом:
– Господа, господа! Штрафную ему… пусть догоняет!
Сильные руки подхватили Небольсина и воздели над головами. Ему всучили большой бокал и стали плясать, опрокидывая стулья и посуду:
– Пейдодна, пейдодна, пейдодна…
Последние капли из бокала Небольсин стряхнул на лысину генерала Скобельцына, и его снова поставили на ноги.
– Рассказывай! Откуда?
– Был в Особой… из Салоник – пешком!
Флотский офицер поцеловал его взасос – пьяным поцелуем.
– Черт! Но откуда я вас знаю?
– Наверное, – ответил Небольсин, – если вы были театралом, то я вам запомнился по сцене. Когда-то я играл.
– Нет. А в Тулоне вы не бывали?
– Бывал. На крейсере «Аскольд».
– Верно, – сказал моряк. – Честь имею: старший офицер крейсера «Аскольд». Мне удалось спастись, и теперь я стал умнее. Теперь, только бы добраться до Сибири, я буду с матросами поступать так: завернул в мешок, запечатал, «Господи, благослови!» сказал и – бух в воду![2]
Небольсин поднял бокал с вином.
– Сибирь… – И задумался. – Господа, но при чем здесь Сибирь? Нам сначала нужны Петербург, Москва, Киев…
Стаканы звонко брякались о его бокал.
– Нет! Англичане готовят нас для Сибири. Надо слушаться: они лучше нас знают все, что творится в мире. И на Москву мы придем через Урал… Виват! Салют! Урра-а!
Какой-то полковник жарко дышал в ухо Небольсину перегаром:
– Даю вам слово… Точные сведения, я ими обладаю. Скоро адмирал Колчак станет императором – Александром Четвертым, и нам необходимо признать… признать… признать…
– Бредите, полковник?
– Не верите? Так будет… Самые точные сведения!
Из этого пьяного хаоса и сумбура мнений Небольсин (пока он был еще трезвым) уяснил одно: вся эта орава, сбежавшаяся в Ньюмаркет, еще не имеет определенной, четко выраженной идеи. Но зато она имеет цель – борьбу против большевизма, и это Небольсина вполне устраивало сейчас. А потом он напился как свинья и больше ничего не помнил…
Проснулся. Было рано. По белому потолку скользили солнечные блики. Проехал где-то автомобиль. Ветер раздувал кисею занавесок на окнах, и пахло гвоздикой.
– Хорунжий! – хрипло позвал Небольсин дремавшего рядом с ним Нечитайло. – Что вчера было, хорунжий?
– Вчера? – очухался тот. – Вчера ты читал монолог Чацкого, и никто тебя не понял, кроме моей возвышенной души.
– А как я дошел?
– Мы здесь сами не ходим. Нас водят сержанты полевой полиции.
– Черт! Но я помню, – сказал Небольсин, – что была еще какая-то женщина… рядом!
– Вот видишь, – заметил Нечитайло, – ты крепче меня на выпивку. Ты даже женщин помнишь… А я как дорежусь до полиции, и больше… никогда и ничего!
В казарме пробуждались офицеры.
– Небольсин!
Сведения об этом человеке, сыгравшем черную роль в тулонской трагедии, теряются в Бразилии, где бывший старший офицер «Аскольда» влачил жалкое существование эмигранта на должности мелкого клерка британского страхового общества.