Дерево-до-небес (сборник). Народное творчество
говорит им мачеха, – все равно от вас никакой пользы нет.
А когда девочки за ворота вышли, тихо сказала им вслед:
– Сделай так, Господи, чтобы они в лесу водицы испили из ямки, чьим-нибудь копытом оставленной, и тотчас в животное то обратились!
Да только Церцерушка эти слова все и услышала!
Горько было у девочки на душе, когда брели они по дороге в сторону от отчего дома. Добрели наконец до леса.
Церцерушка сестренке наказывает:
– Смотри же, не вздумай водицы испить из следа зверя какого-нибудь.
Пообещала сестренка не пить, даже если очень захочется, и разбрелись обе, ягоды собирают, друг на дружку и не оглянутся.
Через какое-то время малышке страсть как пить захотелось, а вокруг – ни родничка, ни ручейка. Девочка чуть не плачет, кажется, помрет, если хоть глоточка воды не выпьет. Идет она дальше, горько всхлипывает, ищет, да ничего не находит, и вдруг – копытца какого-то след, а в нем вода дождевая поблескивает. «Ну и пусть я в животное обращусь, не испить не могу, невтерпеж мне!» Бросилась девочка наземь, приникла к воде, одну капельку отпила и тотчас обратилась в косулю.
А Церцерушка тем временем ягод набрала полную корзину, оглянулась – где же сестрица? А ее и не видно нигде. Она туда, она сюда, кричит, зовет малышку. Никакого ответа. Заплакала Церцерушка в голос, так что по лесу стон прошел.
Вдруг видит, бежит к ней косуля, подбежала, заблеяла горестно, руки, лицо ей лижет.
Еще пуще расплакалась Церцерушка:
– Не послушалась ты меня, сестрица милая, стала теперь косулей!
Обняла она косулю за шею и повела через лес, а сама все плачет-убивается. Но только вскорости ей и еще горше заплакать пришлось, когда увидела она вдалеке охотника. За плечом у него висело ружье двуствольное, а впереди ищейка бежала, дичь вынюхивала. Боже мой, боже мой, вот сейчас увидит охотник косулю да и застрелит ее! Церцерушка мечется, озирается, место ищет, где бы сестрицу спрятать. Видит, стожок стоит, обрадовалась, за стожком с сестрицею вместе укрылась.
Да только учуяла ищейка косулю и стрелою к стожку подлетела. Обнюхать обнюхала, а обижать косулю не стала. С ходу назад повернула, подбежала к хозяину, скачет, прыгает вокруг него, повизгивает жалобно – до тех пор не угомонилась, пока он ей кусок хлеба не бросил. Подхватила ищейка хлеб на лету и назад к стожку побежала. Бросила хлеб перед Церцерушкой и опять к хозяину кинулась, опять скачет вокруг него и еще жалобней повизгивает.
Удивился охотник: что это с собакой приключилось, никогда она на охоте есть не просила. Но все же швырнул ей еще кусок хлеба. Ищейка опять есть не стала, опять к стожку побежала, у ног Церцерушки кусок уронила – да назад к хозяину, передними лапами на грудь ему встала, заскулила жалостно, будто ей хребет перебили.
– Ну, погоди же, – сказал охотник, – дам я тебе еще хлеба кусок, но уж на этот раз сам погляжу, куда ты его относишь. Быть того не может, чтобы ты столько хлеба сама сожрала!
Подошел охотник к стожку да так и замер, язык проглотил: видит, стоит за стожком девушка красы невиданной и горькие слезы льет, а к ней