«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. Владимир Костицын
еще несколько минут: я просил ее обратиться ко мне, если будет у нее какое-нибудь затруднение. Она засмеялась и ответила: «Мои затруднения – не такого рода, чтобы вы могли быть полезным, и в наши дела вам незачем мешаться». Затем мы с ней очень мило простились, и я ушел, уже не опасаясь тех сомнительных лиц, которые выглядывали из дверей.
В это лето мне пришлось много заниматься делами Курской магнитной аномалии. Комиссия подготавливала гравитационную съемку, которую разными методами должны были выполнять московский астроном А. А. Михайлов и петроградский сейсмолог П. М. Никифоров. Первый был добросовестным наблюдателем, не имевшим никаких предвзятых мнений; за вторым стоял Петроград, то есть геологи школы Карпинского, отрицавшие существование магнитных масс вблизи от поверхности. Чтобы поддержать Никифорова, на заседание приехал Владимир Андреевич Стеклов. Как раз в этот день я должен был докладывать свои вычисления. Я начертил на доске предполагаемый профиль магнитных масс, написал формулы, начертил горизонтальную и вертикальную составляющие, вычисленные и наблюденные.
Стеклов сидел, смотрел и хмурился. Когда я окончил, он подошел к доске и со словами: «Все это – вздор!», перечеркнул мою схему; нарисовал другую (в согласии со взглядами Карпинского), сказал: «Вот как надо» – и сел. Нисколько не выходя из себя, я быстро понял, к каким ошибочным результатам приводит его схема и, не говоря еще, в чем дело, поставил ему ряд вопросов: «Если я правильно вас понял, вы утверждаете, что горизонтальная слагающая будет несколько раз менять знак?» – «Да». – «И что вертикальная слагающая будет по мере удаления от максимума убывать и станет отрицательной?» – «Да». Задав ему еще вопросы этого рода и получив ответы, я развернул наблюденные кривые и показал, что схема Стеклова совершенно не соответствует наблюдениям. Он замолк, а после заседания подошел ко мне и с улыбкой сказал: «А здорово вы мне закатили по морде» – и засмеялся. Я тоже засмеялся и понял его характер, и с этого момента у нас сразу установились дружеские отношения, длившиеся до его смерти. Это был человек прямой и честный, с большим темпераментом и размахом.[422]
По Курской магнитной аномалии, несмотря на возражения школы Карпинского и концессионную кампанию в газетах и правительственных кругах, были сделаны дальнейшие конкретные шаги: посланы экспедиции по гравиметрии и начато бурение в избранной нами точке. Рассматривая материалы Лейста, мы поняли, почему бурение не дало результатов в его руки. Будучи хорошим инструменталистом, он совершенно не понимал, где для магнитных масс нужно искать точку, наиболее близкую к поверхности, как не понимал и очень многого другого.
Во главе бурения был поставлен очень опытный и энергичный горный инженер Бубнов, но подвигалось оно слабо: происходили частые поломки, остановки. Нужно ли было видеть в этом результат разрухи или саботаж? По моим впечатлениям, разрухи было с избытком достаточно, но это никого не утешало, и особенно
Запись от 18 мая 1950 г. – Там же. С. 22–30.