Бессовестное время. Александр Калинин-Русаков
поскольку денег на типографию не было. Разве что детские копилки, в которые родители клали по пятачку к празднику. Нет, как видно, пятачками в глиняных поросятах и котиках народ из-под ига самодержавия высвободить не получится. Однако странно как-то получается. Для того, чтобы сделать освободительную революцию для народа, опять необходимы эти ненавистные деньги. Мир действительно несовершенен, надо его менять, но как?..
Дождь со временем улёгся. Аристарх нащупал в кармане последние медяки и, вздохнув, направился к полуподвальному входу под вывеской «Питейный и закусочный дом Родоканаки. Милости просим». Заведение ему было хорошо знакомо. Он и до этого заходил сюда, чтобы перекусить. Здесь всегда было шумно и не очень хорошо пахло, однако стоило всё дёшево. Когда он уже спускался по ступенькам, дверь неожиданно распахнулась. Широкоплечий распорядитель в косоворотке, с чёрными, прилизанными волосами, тащил за ворот пьяного, взлохмаченного мужичишку. Тот мычал, изворачивался, цеплялся за стену и, не переставая, норовил плюнуть в обидчика. Увидев Аристарха, распорядитель, прислонив мужичка к стене, освободил проход, приветливо улыбнулся и проговорил:
– Заходите, барин, заходите. Заведение у нас приличное, а кои не умеют вести себя подобающе, пущай погуляют на воле.
После этих слов он незаметно поддал неуёмному мужичонке кулаком под дых, отчего тот взъерепенился ещё больше. Аристарх отшатнулся и даже на мгновение замер. Вскоре всё успокоилось, и крепкая фигура в красной рубахе с трепыхающейся в руке жертвой скрылась за верхними ступенями.
Синий табачный дым лениво плавал струями в спёртом воздухе полуподвального помещения. Пахло табаком, вином, квашеной капустой… Аристарх не стал ждать полового, подошёл к стойке, спросил кусок хлеба, соли, вяленого снетка и кружку квасу. Довольный тем, что осталось ещё две копейки, он устроился за второй от входа стол и начал есть. Попробовал сначала снетка, потом круто посолил ломоть хлеба, жадно откусил и, неторопливо отпивая квас, стал пристально разглядывать народ. Народ ему, если откровенно, нравился не очень. Аристарх не любил, когда люди были не в себе от выпитого. Самая шумная компания сидела в углу напротив небольшого оконца под сводом. Пьяный матрос во главе стола время от времени выкрикивал тяжёлым басом.
– Это вам не Марсель с борделями и не Кейптаун с ихними чёрными мамами! Это Рассея! Здесь мне первая Манька милее и слаще всех ихних мадам.
Закончив кричать, он поднимал мутные глаза к своду потолка и бил здоровенным кулачищем по столу… Трясся и подскакивал стол вместе с посудой. Собутыльники, чтобы успокоить товарища, опять предлагали выпить. Одна и та же сцена повторялась раз за разом… Половой косился на буйного матроса, но молчал. Уж он-то знал… От таких всего можно ожидать. В заведении ещё не забыли случай, когда сменщик его, Трифон попросил одного такого вести себя потише. А тот росту был под потолок, к тому же неспокойный какой-то. Осерчал он тогда