Пламя Этерны. Вера Камша
к сожалению, влюбленный в своего беспутного братца.
– И эти люди оказались щитом Кэртианы на переломе эпох, – Сольега задумчиво потер переносицу, – законник, вертопрах и калека. Ты должен рисовать их, рисовать до одури. Тебе посчастливилось оказаться в центре истинных страстей. В Цитадели должно смешаться все – предательство, верность, похоть, целомудрие, добро, зло, красота, уродство… Да, Диамни, тебе повезло! Если роспись нового храма доверят мне, понадобятся все твои эскизы. Даже те, которые ты считаешь неудачными.
– Мастер… Откуда ты знаешь, что мне не нравится? Правду говорят, Лэнтиро Сольега – ясновидящий!
– Нет, всего лишь сидящий взаперти. Задерни занавеси и открой холст. Я хочу знать твое мнение.
– Это… Это оно?!
– Возможно. Я еще ни в чем не уверен. Ты первый, кому я это показываю.
Он первый! Первый! Диамни с бьющимся сердцем раздвинул серые холщовые занавеси. Эту картину мастер начал полтора года назад, и она стала его жизнью. О чем бы и с кем бы ни говорил Лэнтиро, что бы ни делал, он думал о своем детище и вот сегодня решился показать его ученику.
Молодой художник мысленно сосчитал до сорока, поднял глаза и столкнулся со взглядами Ушедших Богов, вернее, уходящих. И как же они отличались от тысячекратно повторенных групп, украшавших храмы и богатые дома, какой нелепой выглядела попытка Вагники передать величие и силу через напыщенность поз и бьющее в глаза сияние!
Четверо еще нестарых мужчин стояли на вершине горы, глядя вниз. Они прощались, уходили навсегда, оставляя то, что им дорого. Так было нужно, таков был их долг и их судьба, но как же мучительно было рвать с тем, что составляло сам смысл их существования.
Лэнтиро не погрешил против канона, наделив Ушедших всеми традиционными атрибутами и внешностью кэртианских эориев [3] из соответствующих домов. Астрап был высок, строен, золотоволос и кареглаз, у его ног лежал леопард, за спиной струился алый плащ с золотыми молниями. На плече Анэма сидела ласточка, белизна птичьих перьев казалась особенно ослепительной на фоне черной растрепанной гривы Хозяина Ветров. Рядом застыл Владыка Скал Лит. В светло-серых глазах Уходящего были мука и обреченность, сильная рука бездумно сжимала ошейник огромной собаки, русые волосы путал дувший в лицо ветер. Последний из братьев, Повелитель Волн Унд, оторвался от остальных, подойдя к самому краю скалы. Бледное лицо, обрамленное каштановыми локонами, огромные зеленые глаза, загадочные и глубокие, как само море. Унд казался совершенно спокойным и даже улыбался, но мастеру Лэнтиро удалось передать нестерпимую боль, рвущую сердце бога. Нестерпимую даже в сравнении с тем, что испытывали его братья.
– Он все же оставил ее, – тихо произнес Диамни, – оставил, хоть и любил всей душой. Монахи не простят вам этой картины, мастер.
– Пусть их, – махнул рукой Сольега, – но с чего это ты записал меня в еретики? Я все изобразил, как должно истому абвениату.
– Мастер лукавит, – к Коро вернулась способность улыбаться, – он прекрасно знает, что делает. Трое прощаются
Наиболее адекватное значение – «существующие здесь и сейчас», «бытийствующие» – прямые потомки Абвениев. Эориев различают по принадлежности к одному из четырех Высоких Домов Кэртианы – Волн (потомки Унда), Ветра (потомки Анэма), Молний (потомки Астрапа) и Скал (потомки Лита).