Лягушка на стене. В. Г. Бабенко
небо затянуло низкими облаками. Шел мелкий дождь, и водяная пыль ровным слоем, как из баллончика аэрографа ложилась на окно медленно идущего поезда. В полусотне метров от полотна железной дороги в унылой всхолмленной тундре стояла снегозащита – специфическое сооружение: высоченный, пятиметровый, бесконечно длинный деревянный забор, у которого, казалось, кто-то старательно выбил каждую четную доску.
Снегозащита была древняя, вся черная от идущего дождя. Она тянулась вдоль железнодорожного полотна нескончаемыми, бесчисленными ребрами скелета чудовищной рыбы, что подчеркивало однообразную плоскость тундры и общую безрадостность пейзажа. Иногда попадались обогреватели железнодорожных обходчиков: уродливые будочки, построенные из шпал, бревен или бетонных блоков. Над ними торчали высокие металлические печные трубы, а рядом чернели кучи угля.
От центральной одноколейной магистрали уходили в стороны старые ветки к бывшим лагерям, где, по слухам, находили еще лопаты и кирки, воткнутые в грунт. Шанцевый инструмент был оставлен в таком виде политзаключенными в момент объявления амнистии в далеком 1953 году. Виднелись и более современные подъезды к военным городкам, которые были совсем недавно расселены в связи с объявлением россиянам о внезапном миролюбии американцев, после чего охранять Воркуту от вражеских ракет, нацеленных через Северный Ледовитый океан, стало неприлично. Попадались и заброшенные придорожные поселения, и железнодорожные станции. Они в тундре умирали долго и мучительно, мрачно агонизируя.
То есть картина за окном была претоскливая. Но молекулы спирта совершили свое маленькое и полезное дело. И женщина заговорила.
– Ваня, я уже, считай, десятый год в Хальмер-Ю, на Севере, а уже полюбила его, свыклась с неяркой природой тундры.
От такого немного книжного вступления Вова открыл глаза и осторожно посмотрел вниз. Крашеная шахтерская спутница взяла могучего проходчика земных недр за рукав и страстно продолжала:
– И мне сейчас больше нравятся скромные цветы тундры, а не какие-нибудь там георгины или астры. – Тут она кивнула на развалины очередного проплывающего за окном покинутого поселка, на окраине которого, на бывшей помойке неожиданно рано в этом году буйно краснел иван-чай.
Поезд тем временем оставил за кормой развалины населенного пункта и поравнялся с озерком, в котором полузатопленным дредноутом ржавел трактор.
– А озера тундры, – не унималась женщина. – Они такие чистые и прозрачные, как весеннее небо.
Вова со все с возрастающим интересом посмотрел сначала на попутчицу, а потом и на лужу с трактором, до сих пор затянутую бензиновой пленкой.
– Какие они красивые, – с чувством продолжила она. – А их формы! Ну посмотри, ведь по форме оно похоже… – Мысль, подхлестнутая алкоголем, судорожно билась среди мозговых извилин. Наконец нужное сравнение было найдено. – Вот у нас в квартире на потолке штукатурка отколупалась, и там пятно