Под пеплом тлеющие угли. По мотивам романа «Три мушкетёра» Александра Дюма-отца. Фьора Бельтрами
голубые глаза, обрамляемые густыми и длинными ресницами, не лишены былой притягательности для тех, кому случится в них заглянуть. Я не разучилась околдовывать голосом, подобно сиренам, и языком своего тела. По мере моего приближения к трактиру, уже не так грызла мысль, что, продав волосы, я лишилась былой красоты.
«Зато моя дочь не будет голодать и стоять с протянутой рукой на церковной паперти, не будет мёрзнуть в холода босая и полураздетая. Я купила ей временное благополучие своими волосами». – Не стесняясь радостной, ликующей улыбки на поблёкших губах, я возвращалась в трактир, гордо неся свою простоволосую стриженную голову, и смеялась. Ёжик окрашенных чёрных волос – всё, что осталось от моей великолепной золотой шевелюры, тем не менее, я была счастлива от одной только мысли, что Жанна не будет терпеть лишения, не будет сидеть голодом. Но большое потрясение ждало меня, едва я переступила порог комнаты в трактире, которую занимала с дочерью.
– Как я тебе, мамочка? Красивая, правда? – спрашивала Жанна, крутясь волчком передо мной.
– Господи… – только и выдавила из себя. – Жанна, доченька, – прошептала я, опустившись на колени и пропуская сквозь пальцы золотистые волосы дочери, теперь достающие ей лишь до подбородка. А раньше у неё были такие кудри, спускающиеся ниже спины!
– Теперь я вполне могла бы сойти за мальчика? – не уставала осыпать меня вопросами Жанна, улыбаясь.
– Дочь моя, не довершай удара, – только и смогла я простонать подавленно. – Что ж ты со своими волосами сделала?
– Остригла и продала, – сообщила мне девочка таким тоном, словно речь шла о чём-то обыденном. – Даже, представь себе, выручила сто серебряников! – достав из кармана камзола горсть монет, Жанна, с лицом, выражающим довольство собой, пересчитала их и убрала обратно в карман. – О! – воскликнула она, выхватив из моих рук бутыль с настойкой. – Перекрась и меня в чёрный цвет тоже.
«Жанна, моя родная, ладно я, но свои волосы ты зачем продала? Зачем, Жанна?» – хотелось мне выкрикнуть эти мысли, подавляя в себе желание плакать.
– До хрипоты и пены у рта с цирюльником, этим старым и жадным чёртом препиралась, но своих ста экю серебром добилась, – продолжала Жанна хвастаться. И это в то время, когда мне хочется головой о стены убиться! Этот старикашка и моей дочери волосы обкромсал!
Хотелось отругать эту своевольницу за то, что она сделала, но сил и желания читать сентенции у меня уже не осталось. Толку от того, что я накричу на ребёнка? Даже если бы я и пошла с цирюльником разбираться, это бы всё равно ничего не дало. Обратно волосы Жанне никак не приделаешь.
– Глупышка ты мамина, вот, кто, – этим и ограничилась вместо тирады. Никогда не умела обрушивать на голову своего ребёнка гневные отповеди. Никогда Жанну не наказывала. Могла ей что-то запретить или пристыдить без тени гнева, но чтобы я её била… У меня