Искупление вины. Евгений Сухов
на голове подшлемник с каской, на другом была шерстяная шинель большого размера, из-под ворота выглядывала синяя вязаная куртка, на голове платок-капюшон, выполнявший роль подшлемника, на ногах зимние сапоги из войлока и на деревянной подошве, прошитые для крепости кожей.
Дежурный махнул ладонью, спрятанной в толстую вязаную перчатку, призывая грузовик остановиться. Водитель нажал на тормоз. Машину слегка занесло на льду, припорошенном легким снегом. Заехав правым колесом в небольшой сугроб, грузовик встал.
Солдат, выглядевший несуразным в неуклюжих громоздких зимних сапогах, неспешно зашагал к грузовику, втаптывая широкими буковыми подошвами снег.
– Дежурный контрольно-пропускного пункта капрал Штейнмаркт, – представился он. – У вас имеется разрешение на выезд, господин обер-лейтенант?
– Разумеется. – Приоткрыв дверь, Голощекин показал пропуск на право проезда по всем военно-автомобильным дорогам без предъявления документов для проверки.
Капрал козырнул и отошел в сторону, давая машине возможность следовать дальше. В его размеренных движениях не было ни намека на чинопочитание, «тяжелыми» погонами его тоже не удивишь, за время службы он насмотрелся на всякие. Судя по строгим глазам, немало повидавшим, и по полушубку, что был на его плечах, капрал совсем недавно вернулся с Восточного фронта. Не иначе, как пребывал на переформировании.
– Будьте осторожны, господин обер-лейтенант, далее трасса обледенела. Полчаса назад случились две аварии, – предупредил он на прощание.
Дорога и вправду оказалась скользкой. Проявляя осторожность, водитель медленно катил по узкой дороге, зажатой с обеих сторон высокими снежными сугробами.
Минут через сорок въехали на территорию аэродрома. Казалось, что он тоже задремал в полуночный час. Белый, тихий, запорошенный, ничто в нем не выдавало признаков жизни. В действительности же это было не так – на взлетном поле, дожидаясь своей очередности, стояли укрытые снегом самолеты. По краям взлетного поля тускло горели лампы, указывая направление тем, что готовились к полету.
Голощекин выпрыгнул из кабины. Ветер остервенело ударил в лицо, и он невольно укрылся рукавом.
– Ох, какая холодина!
Похрустывая тяжелыми подошвами сапог, обошел машину и постучал по дощатому борту:
– Вы там живы?
– Живы, – послышался в ответ бодрый голос Тарасюка.
Голощекин открыл дверцу кузова и проворно взобрался внутрь.
– Где тут включатель? – произнес он, шаря ладонью по струганым доскам. – Ага, кажется нашел! – и с громким щелчком повернул тумблер.
Вспыхнувший в кузове свет выдал напряжение, застывшее на лицах парашютистов. Вытащив из полевой сумки карту, обер-лейтенант присел на свободное место, разложил ее на коленях и заговорил ровным голосом, чтобы вселить в диверсантов большую уверенность.
– Вам лететь около двух часов. Вот здесь, – прочертил он пальцем, – у деревень Бережки и Пригожее проходит линия фронта.