Эльге, до востребования. Елена Михайловна Шевченко
ими руководила, она оказалась знатной мастерицей по вырезанию из бумаги.
Амалия ворчала, что надо было праздновать 24 декабря, а это что-то совершенно другое, 31-го уже и не праздник. Все от нее только отмахивались.
Ночью детей запихнули спать в одну комнату, завели патефон и танцевали. Мама пела. А на следующий день вечером все пошли к Манфридам в Дом на набережной. У них была огромная елка, под потолок. И всем дали подарки. Эльге досталась звезда на елку и пакет конфет. А Алеку – два апельсина.
Только она не помнит, был ли там Валерик, а спросить его было неудобно. И стихи не о той елке. Неожиданно он сказал:
– Я бы хотел испытать такие же чувства, но не всем это дано.
– Почему ты так говоришь? Мы же все кого-то любим. Папу, маму, Алека, теток… – сбилась, чтобы не проговориться.
– Я о другой любви.
– Понимаю, – кивнула головой.
– Не понимаешь, – покровительственно сказал он. – Вот ты читала «Декамерон»?
– Нет. Папа против. Говорит, что не то, чтобы мне рано, а что я неправильно пойму. Мол, всему свое время. А ты уже читал?
– Конечно. Там о влечении мужчин и женщин. Но это не любовь. Влечение – сильное чувство, но оно быстро проходит. А любовь – тихая, но такова, что ты готов и на подвиг и на жертву.
– Как твой папа.
– Нет, папа любил работу, он был фанатик своих теорий. Любовь – это как твой папа.
– Он хороший, – вздохнула она, – Но он совсем не герой. Он даже в тире стрелять не умеет. Зрение плохое.
– Ты еще маленькая, – Валерий поднял ей голову за подбородок, – И ничего не понимаешь.
Она хотела сказать, что все понимает. И ей от этого страшно. Раньше она могла обо всем рассказать папе. А сейчас не может. Получается, что она оторвалась от семьи и плывет в одиночестве, как полярник на льдине. Алеку тоже не расскажешь, он маленький и все чувства считает дребеденью.
– Ты о чем-то задумалась? Расскажи, я же тебе брат.
Ну как сказать?! Она заплакала, Валерик обнял ее за плечо:
– Ну что ты, что ты… Что случилось? Ты влюбилась? Расскажи мне, кто он.
Она покачала головой. И заплакала еще горче. Мир рушился, как льдина у полярника. Всегда казалось, что все они что– то единое. Но раз она откололась, получается, что она, маленькая и глупая, не видела настоящих отношений папы и мамы, а может, и тетки не так любят мужа сестры. И почему к ним не заходят жены дяди Миши? Понятно, почему они не любят друг друга. А их-то за что? Или…
Слезы не текли, они застывали на щеках глицериновыми каплями. Или – она отщепенец, не способная жить, как все близкие и свои. И зря Валерий читал стихи и подсовывал книжки, она иначе их прочла, потому как она не такая, как надо. И как теперь быть, как жить с ними, как садиться с ними за стол, здороваться утром, выслушивать их советы? Они даже не знают, что она чужая. А она знает, что напрасно тратит их усилия и пользуется добротой.
В их семье уже был один отщепенец, о котором папа говорит только шепотом, чтобы дети не слышали. Но чем тише говорят взрослые, тем больше слышат дети. А этот плутовской роман про папиного дядюшку, родного брата его отца, был увлекателен настолько, что они с Алеком даже придумывали похождения героя дальше.
Папин дядя должен