Развод. Екатерина Борисовна Мазо
уровень радиации вполне компенсировал этот недостаток. Вся остальная река была во льду, на котором вдалеке сидели неподвижные, вмерзшие в свои валенки, рыболовы.
Я подошла к самому краю полыньи и посмотрела в воду. Рядом с белым снегом вода казалась особенно черной. Надо было всего лишь сделать один единственный шаг, и все было бы кончено. Было тихо и безветренно. Вдалеке позвякивали трамваи. По небу ко мне приближалась медленно и плавно большая черная птица. Жалость к себе стиснула мне сердце.
–Прощай, о птица! – хотела я крикнуть ей. Но птица оказалась проворнее.
Отвратительное банальное «Кар» проткнуло мне слух. Потом еще и еще раз. Птица почти полоснула меня своим ледяным черным крылом. Наверное, ее привлекла металлическая пуговица на моем пальто из синтетической ткани в безобразную клеточку. Была уже середина зимы, и я мерзла нещадно, проклиная ватин и оторочку воротника из искусственного Чебурашки. Ворона своим карканьем сбила весь пафос. Я отскочила от полыньи. Топиться в проруби расхотелось совсем.
–Спасибо, птица, – крикнула я ей.– Я все поняла.
Так мое спасение пришло ко мне в обличие вороны. Совсем скоро родители заговорили о том, что «у девочки способности к музыке». Надо бы ей в Гнессинку что ли. В тот ужасный год весна все-таки наступила, хоть мне в это уже не верилось. Я смотрела в окно на огромные обломки льда, которые плыли по реке. Они наталкивались друг на друга и поднимались над водой, как ледяные крыши, а иногда вдруг выстраивались в ровный ряд. Однажды на одной такой льдине оказалось собака, и какой-то человек полез ее спасать. Он перепрыгивал с одного ледяного обломка на другой. Лед шатался под ним, и ледяные брызги вырывались наверх фонтаном. Собака боялась подойти к краю и только жалобно тявкала, пока спаситель ни схватил ее на руки и не выбросил на берег. Собака весело отряхнулась и побежала себе прочь, даже спасибо не сказала. А человек пошел своей дорогой. Я все это сама видела из нашего окна.
–Катя, ты почему не играешь на рояле? Еще полчаса осталось.
–Да играю я, играю…
Зоинька возникла из списков поступающих и проявилась солнцем, пробившим ее пушистые кудри на просвет входной двери. Она была совсем другой. Для нее – круглой отличницы и избалованной дочери литовских переселенцев, поступление было очередной ступенькой вверх на хрустальной лестнице ее сказочно – прекрасной жизни. Путь этой девочки с тонкой талией, роскошно развитой грудью и стройными ножками в почти игрушечных туфельках, казалось, был устлан розами. Где бы она ни появлялась, с кем бы ни заговаривала, все как в сказке становилось приятным, милым и ароматным. Казалось, Зоиньку окружал ореол цветочной сладости. «Прелестная девушка»– говорили про нее, пророча ей легкое поступление и такое же легкое счастье.
Было жарко. Москва задыхалась и плавилась в испарениях асфальта. Прохожие потели нещадно, выставив напоказ свои обмякшие за зиму, незагорелые тела. Зеленым оазисом нас приманил