Королевская кровь. Медвежье солнце. Ирина Котова
воротах городка. В лесу щебетали птицы, иногда слышался треск – то бродила местная фауна. Охотник снял кожаную куртку, штаны, отставил сапоги и пошел к колодцу, лично выкопанному им.
Ворот скрипел натужно, но он вытащил ведро, разделся донага и окатился ледяной водой, фыркая и отряхиваясь. Потом еще и еще, пока не заломило зубы, а голова не перестала гудеть.
В поселке жили не только дар-тени. Простые люди иногда появлялись здесь, спасаясь от жестокости феодалов, и их принимали – самих крылатых было слишком мало, чтобы обеспечивать жизнь.
Далин пришла сюда с двумя сыновьями. Хозяин швырнул ей в лицо горсть углей и выпорол – за то, что женщина, обнося его гостей, пролила вино на костюм одного из них. Сбежавшие дети отвязали искалеченную мать от дерева – ее оставили в жертву чудовищным обитателям окрестностей – и буквально на себе притащили к посту дар-тени.
Далин приняли, вылечили – но что она могла делать, чтобы прокормиться самой и прокормить детей? Только предлагать себя. Она предлагала, а он брал, помогая ей и жестко запретив принимать других мужчин. Только если соберется замуж.
Впрочем, таких, как Далин, здесь было много. Люди шли и шли, умоляя не оставить их в беде. Были среди них и лазутчики, но их быстро вычисляли и расправлялись жестоко и наглядно.
Мир этот вообще был жесток, и уважали в нем только силу.
Женщина ждала его, скромно сидя на кровати: она надела его подарок, сорочку с красными и желтыми цветами, распустила волосы. Протянула руки, ощупала его живот, провела губами где-то в области пупка и ниже и подняла лицо.
Кажется, глаза у нее раньше были зелеными – хотя что в этой темноте разглядишь? Но он наклонился и сделал то, чего никогда не делал, – медленно, глубоко поцеловал ее, сжимая ей грудь, чувствуя, как закипает кровь, а томление тела становится невыносимым. Опрокинул ее на кровать, задрал сорочку – она дышала тяжело, повернув голову к стене, – и навалился сверху, раздвигая коленом бедра.
– Миленький, полегче, – просила она сипло, прерывалась, пыталась оттолкнуть его слабыми руками и стонала протяжно, – что же ты голодный такой, дикий… миленький мой, милый…
От этих просьб и стонов он совершенно сорвался – в голове не осталось ни единой мысли – и, кажется, рычал ей что-то на ухо, и переворачивал ее на живот, и кусал за плечи, вколачиваясь в мягкие ягодицы до кровавых всполохов в глазах.
Позже, когда он уже спал, чувствуя блаженную легкость, женщина все гладила его отрастающие крылья, руки и тяжело вздыхала – то ли о пропадающем то и дело мужике, то ли о своей судьбе.
Макс проснулся в полумраке – небо за окном только-только начало сереть – и несколько секунд соображал, где он. Телу было хорошо, но недостаточно, и он потянулся расслабленно, поискал рукой рядом женщину – ее не было. Поморщился и сел, всматриваясь в полутьму. Зрение привычно переключилось, окружающее приобрело четкость.
В печке, стоящей в углу, мерцали угли, Далин колдовала над столом – обвязавшись передником, катала по посыпанной мукой поверхности