Ангелы ада. Хантер Томпсон
в приступе животной слабости, подогретой алкоголем или жаждой насилия.
«Да-а, но этот список привлечений к уголовной ответственности в прошлом – полная хуйня, – настаивает он. – Большая часть обвинений – липа чистой воды. Я никогда не считал себя преступником. Я не лезу для этого из кожи вон, и для этого я недостаточно жаден. Все, что я делаю, – естественно, потому что мне просто надо так поступить».
И затем, помолчав немного, он добавляет:
«Но я понимаю, что даже если я не преступник, то слишком долго искушал судьбу. Довольно скоро они пришьют мне одну из этих чертовых мудней, и тогда – до свидания, Терри, на весь остаток дней твоей распрекрасной жизни! Думаю, приходит время рвать когти, поехать на Восток, может в Нью-Йорк или в Австралию. Помню, у меня в свое время была профсоюзная карточка актеров, когда я жил в Голливуде. Черт, да я смогу восстановить ее где угодно, даже если я полнейший мудозвон».
В любую другую субботу он мог бы спать до двух или трех дня, затем снова отправиться на улицу с дюжиной-другой таких же братков, разыскать «Диаблоз» и метелить их до состояния желе. Но пробег в День труда – самое большое событие в календаре Ангелов Ада; это ежегодное сборище всего клана «отверженных», тотальная трехдневная пьянка, которая почти всегда выливается в какое-то дикое, грубое и разнузданное действо, до глубины души шокирующее толстозадых «цивилов». Ни один из Ангелов не имеет права пропустить это действо, если, конечно, он только не угодил в тюрьму или не переломал себе все руки-ноги. Пробег в День труда – ответ пасынков закона на хороводы вокруг новогодней елки; это самое время, чтобы распить с корешами кувшин вина, намять косточки старым друзьям, поблядствовать втихаря и при полном параде учинить безумие. Все зависит от погоды и количества сделанных за неделю междугородных звонков, но в любом случае от двухсот до тысячи «отверженных» нарисуются во время тусовки, причем добрая половина из них уже будет бухая, к тому времени как доберется до места сбора.
К девяти часам утра и Терри, и Скрэггс уже были на ногах. Месть беспредельщикам из «Диаблоз» может подождать. Сегодня – только пробег, и только он!
Терри закурил сигарету, любовно ощупал шишки и шрамы на своем теле, затем натянул на себя заскорузлые «левайс» (никакого нижнего белья), тяжелые черные сапоги и красный бумажный засаленный спортивный свитер, пахнущий старым вином и крепким мужским потом. Скрэггс, пока его жена грела воду для растворимого кофе, «уговорил» банку пива. Детей еще вечером эвакуировали к родственникам. Снаружи уже нестерпимо наяривало солнце. Лениво рассеивающийся туман еще прикрывал залив и Сан-Франциско. Байки были надраены до блеска, бензобаки залиты горючим под завязку. Осталось лишь собрать всю свободную наличку, или марихуану, которая могла валяться рядом с матрацами, привязать спальные мешки к мотоциклам и надеть знаменитые преступные «цвета». «Цвета», имеющие первостепенное значение… единственную униформу, играющую роковую