Второй шанс. Андрей Ерпылев
головой, вислым телом и шестью тонкими лапами, и только с трудом узнав в нем обычного рыжего муравья, понял, что упал в банальный голодный обморок.
Охотиться или рыбачить не было сил, поэтому, прикончив скромные запасы, Лазарев собирал грибы, в изобилии встречавшиеся по пути, не глядя, совал в карман штормовки, а потом, на привале, варил рыхлое крошево, перемешанное с мусором, в котелке и съедал, даже не посолив, словно выполняя тягостный долг перед кем-то.
Вряд ли нашлось бы что-нибудь такое, что вывело бы его из того состояния полупомешательства, в которое он был повергнут с того момента, когда вместо родного города открылась зияющая пустота. Даже небывалая удача ничуть не развеяла нависшего над ним мóрока.
Да, удача, хотя в том положении, в котором оказался Константин, это можно было назвать насмешкой судьбы.
Пересекая вброд одну из безымянных речушек, не обозначенную на карте (а может быть, и вообще не существовавшую в недосягаемом теперь мире), путник не удержался на скользкой глыбе посреди потока и с придушенным воплем полетел в воду. Стремительный поток подхватил его и, немилосердно колотя о камни, потащил на глубину. Ослабшие руки только бесполезно пытались уцепиться за что-нибудь. Глубина была слишком мала, чтобы плыть, но течение никак не позволяло не только встать на ноги, но и затормозить движение. Еще хуже стало, когда его вынесло на стремнину и болезненные голыши под локтями и коленями исчезли. Набрякшая водой одежда, рюкзак и оружие тянули вниз, и после десятка минут бесполезной возни нахлебавшийся сверх всякой меры ледяной воды Лазарев почувствовал, что тонет. Еще мгновение назад немилая жизнь показалась такой прекрасной, что он заработал руками и ногами с интенсивностью гребного винта и, кажется, к собственному стыду, даже орал что-то нечленораздельное.
То ли отчаянные усилия удержаться на плаву помогли, то ли прихотливое течение отвернуло в сторону, но вскоре Костя зацепил ногой дно и последним усилием с рычанием бросил тело вперед…
Он лежал по пояс в воде посреди реки на длинной галечной отмели и хохотал, булькая и захлебываясь. Он выжил! Он снова выжил, несмотря ни на что!
Словно желая подбодрить его, тучи, постоянно заволакивающие небо все время его похода «туда и обратно», на миг разошлись, пропустив яркий луч осеннего солнца и в каких-то пятидесяти сантиметрах перед Костиным лицом что-то тускло блеснуло.
«Жестянка, что ли? – против своей воли заинтересовался спасенный. – Или пуговица от солдатского бушлата… Хотя откуда…»
Луч погас, но он уже точно приметил место, где только что сиял непонятный блик.
Недолгие поиски, и на ладони лежит странно тяжелый, тускло-желтый, даже какой-то зеленоватый камушек, неровный и изъязвленный, абсолютно неправильный, но почему-то притягивающий взгляд.
«Неужели…»
Самородок больше всего напоминал сердечко, каким его изображают в своих тетрадях девчонки. Асимметричное, но, несомненно, сердечко…