Гувернантка. Серия «Невыдуманные истории на ночь». Алексей и Ольга Ракитины
конвертиков, в которых больным дают порошки в больницах. Почти все склянки были с этикетками, на которых от руки были выведениы латинские названия. В шкафу Николая Прознанского хранилась настоящая химическая лаборатория, причем очень дорогая, если судить по немецким клеймам на стекле.
– М-да, – Шидловский только головой покачал, рассматривая содержимое шкафа, – Забирай-ка всё это на экспертизу, Алексей Иванович.
Шумилов сел писать перечень изымаемого имущества.
– А Вы, Дмитрий Павлович, – обратился между тем помощник прокурора к полковнику, – не могли бы мне сказать, есть ли в Вашем доме морфий?
Полковник быстро и прямо взглянул в лицо Шидловскому:
– Да, есть. Но он в недоступном месте, заперт в моем кабинете. Знаете ли, когда в доме дети… Это в целях безопасности.
– Могли бы Вы мне его показать?
– Разумеется, прошу за мной.
Они вышли, но дверь не прикрыли и Шумилов, продолжавший писать, мог слышать продолжение разговора.
– Скажите пожалуйста, Дмитрий Павлович, – продолжал допытываться Шидловский, – а его не могли взять 17-го числа без вашего ведома?
– Нет, однозначно нет. По целому ряду причин. Достаточно сказать, что 17-е апреля было воскресенье, я был весь день дома, практически все время провёл в кабинете. Да и гость у меня был, Леонард Францевич Польшаун, мы весь вечер провели с ним. В восемь часов подали ужин, к нам присоединилась мадемуазель Мари. Потом мы опять разошлись – она пошла в комнату к Николаю – потому как она весь день за ним ухаживала, а мы вернулись в кабинет. Польшаун уехал около 23-х часов, а Жюжеван – примерно в четверть двенадцатого.
– Есть ещё какая-то причина Вашей уверенности? – спросил Шидловский.
– Скажем так, Вадим Данилович, по роду своей службы я охраняю самые важные секреты, как других людей, доверившихся мне, так и государственные. От того, сколь хорошо я буду хранить эти секреты, зависят жизни множества людей. В буквальном смысле, это не метафора. Если Вы думаете, что в моём собственном доме может быть какой-то непорядок, что из моего собственного кабинета можно что-то незаметно украсть, то… Вы глубоко ошибаетесь.
В интонациях полковника проскальзывали недовольные и даже сердитые нотки. Шидловский, видимо, вызвал его раздражение. Да это и понятно – кому покажется приятной мысль о том, что ребёнок погиб от яда, хранящегося в отцовском шкафу? Шумилов же, слышавший этот ответ от первого слова до последнего, почему-то подумал, что жандармский полковник был, конечно, человек неглупый, но весьма самонадеянный.
Пока становой аккуратно упаковывал в коробки содержимое химического шкафчика (Шумилов вкладывал внутрь опись и опечатывал каждую коробку), доктор Николаевский обратился к Шидловскому:
– Господин помощник прокурора, должен заявить, что в доме должен быть еще морфий. Правда, в составе капель от бессонницы, которые я прописывал Софье