Пропаданец. Евгений Шепельский
доведется отведать подобное! Присев на лежанку, я поднял бочонок и сдвинул пальцем краник: тонкая рубиновая струя полилась в глотку. М-м-м…
Я выхлебал не менее кружки, затем решительно прикрыл источник всеблагой мудрости и попытался выкинуть бочонок в окно.
Не проходит, паскуда! Окошко-то – махонькое!
Не долго думая, я швырнул бочонок на пол и раздавил сапогом.
По просмоленным доскам растеклась терпко пахнущая, багровая лужа. Я издал звук, похожий на всхлип. Вот оно, преступление, о котором только что говорил Франногу! Дать самому себе в морду, что ли? Хотя, вообще-то, есть извинительные обстоятельства…
«Дум! Дум! Дум!»
Галера была уже метрах в пятидесяти.
Я выругался и бросился к лестнице. Вскарабкался и тут же присел. Рядом с люком валялся матрос; стрела с черным древком вошла пониже кадыка почти до оперения; сизые перья набухли кровью…
Вот вам и обнаженный реализм, о котором так долго говорили разные писатели. Хиханьки кончились.
Матрос был еще жив, но разум уже улетучился из выпученных глаз. Бледные пальцы судорожно скребли по палубе, их движения замедлялись, замедлялись… Я отвернулся, чтобы наткнуться взглядом еще на двух покойников.
Матросы «Выстрела» скорчились за фальшбортом, уберегаясь от стрел. Среди них выделялись мои ребята в вороненых кольчугах. Как и было договорено, гвардейцы разбились по трое. У каждой тройки под началом несколько матросов с ржавым оружием и трухлявыми доспехами. В-вояки!
Зарраг возвышался на месте кормчего (того все же достала стрела); он был одним целым с кораблем и правил со всем – немалым – умением. Ноги прикрыты фальшбортом, а доспехи… доспехи пока держат; по крайней мере, я не разглядел торчащих из кирасы Заррага стрел.
– Сейчас начнется, Ков! – крикнул Энцо, потрясая широченным тесаком. – Ох-х, разъедрить-переедрить! Кстати, здесь у нас один к мамочке просится! – Он указал на Фродика, в огромной лапище которого совершенно терялся скромный ятаган из стали с голубоватым отливом.
– У меня-то мамочка что надо, – спокойно отозвался Фродик, поправив завязки под шлемом. – А вот тебя, говорят, лошадь от осла родила! Ты на себя в зеркало-то смотрел? Морда вытянутая, уши в шерсти, весь в отца!
Гвардейцы расхохотались. Засмеялись и матросы.
– Разъедрить-переедрить! – вскипел Энцо, не поднимаясь, впрочем, из-за борта. – Вот выберемся, я тебе так врежу, что голова провалится в брюхо!
– Ну врежь, врежь, – отозвался Фродик. – Только вначале я тебе животик-то проткну!
Над моим ухом свистнула стрела, и я проворно плюхнулся на четвереньки.
– Пс! Пс! Пс!.. – вдруг услышал странные звуки примерно на одном уровне со своей головой.
– А? – я оглянулся.
– Сюда, мастер Ков! – Это Франног странными звуками пытался привлечь мое внимание. Он укрылся в челноке, намок и сейчас, высунувшись из-за борта, напоминал бесноватого юродивого – волосенки дыбом, козлиная борода слиплась, в глазах пылает безумие.
– Клянусь