Две Дианы. Александр Дюма
статуи мадонны, – сказал один из них.
– Вот наши молодцы, – ответил тот, заметив труп. – Нет, здесь только один…
– Что ж, поищем и другого!
И могильщики принялись, подсвечивая себе фонарем, шарить вокруг. Но у Перро хватило сил дотащиться до уединенной гробницы и спрятаться за нею.
– Должно быть, второго черт унес, – проговорил один из могильщиков, по-видимому, веселый малый.
– Брось ты его поминать, ни к чему и не к месту, – дрожащим голосом ответил другой и перекрестился, поеживаясь от страха.
– Ей-богу, нет никакого второго, – сказал весельчак. – Что же делать-то? Ба, зароем этого и скажем, что его приятель сбежал или, может, господа сами обсчитались.
Они начали рыть яму, и Перро с радостью услышал, как весельчак говорил товарищу:
– Я вот о чем думаю. Если мы признаемся, что нашли только одного и вырыли только одну могилу, то нам заплатят пять пистолей вместо десяти. Не стоит, пожалуй, рассказывать про диковинный побег второго покойничка.
– Верно, – ответил набожный могильщик. – Но лучше просто сказать, что мы, мол, работу кончили. Мы ведь тогда не соврем…
Между тем Перро, то и дело теряя сознание, все же двинулся в путь.
Немало времени понадобилось ему, чтобы добраться до улицы Садов Святого Павла. По счастью, в январе ночи долги. Ни с кем не встретившись, около шести утра он был уже дома.
– Несмотря на холод, монсеньор, – продолжала Алоиза, – я в тревоге простояла у открытого окна всю ночь. Едва лишь послышался голос Перро, я помчалась к дверям и впустила его.
– Молчи! Бога ради! – приказал он мне. – Помоги мне подняться в нашу комнату, но главное – никаких криков, никаких разговоров!
Он шел, опираясь на меня, а я, хотя и видела, что он ранен, не смела расспрашивать его. Только беззвучно плакала. Когда мы поднялись и я сняла с него одежду и оружие, мои руки сразу же окрасились кровью. На теле у Перро зияли глубокие раны. Властным движением руки он предупредил мой крик и повалился на постель, стараясь хоть немного облегчить свои ужасные страдания.
– Позволь же мне сбегать за лекарем… позволь… – рыдала я.
– Ни к чему, – ответил он. – Ты знаешь, я кое-что смыслю в хирургии. Любая из этих ран смертельна, но пока я еще жив… Господь бог, карающий убийц и предателей, продлил мою жизнь на несколько часов… Вскоре начнется новый приступ горячки, и всему настанет конец. Никакой лекарь на свете не может его предотвратить.
Он говорил с мучительными усилиями. Я упросила его немного отдохнуть.
– Ты права, – согласился он, – мне надо поберечь свои последние силы. Дай мне бумагу и перо.
Я принесла. Но тут только он заметил, что кисть его правой руки рассечена ударом шпаги. Впрочем, писал он вообще с трудом… Ему пришлось бросить перо.
– Нет, лучше буду говорить, – сказал он, – и бог продлит мою жизнь, пока я все не скажу, ибо спасти отца должен только его сын.
И Перро рассказал мне тогда, ваша светлость, ту страшную историю, которую вы только что услышали