Чемульпо – Владивосток. Александр Чернов
Но почему тогда такой наглый и глупый? И зачем «Кореец» обвешан парусами и выглядит как пугало, а не боевой корабль? Впрочем, возможно, это объясняет, почему прислан лейтенант. На второй раунд стоит ожидать кого-либо посерьезнее, того, кто может сам принимать решения», – при этом ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице контр-адмирала.
«Восточная школа, – подумал про себя Берлинг, – как жаль, любезнейший, что я не увижу выражение твоего лица минут через двадцать. Ну, ничего, обойдусь собственным воображением. Главное, что «подарочек»-то уже на месте, а ни ты, ни твоя камарилья ничего не заметили…»
– Передайте вашему командиру, господин лейтенант, что я готов обсуждать только капитуляцию ЕГО кораблей. Но не моих. Все, на что он может рассчитывать – это пропуск «Сунгари» с некомбатантами в ближайший нейтральный порт под конвоем одного из моих крейсеров. «Варяг» и «Кореец», так или иначе, останутся в Чемульпо, а вот на поверхности моря или на его дне – зависит от вашего начальника, капитана Руднева. Это мое последнее слово. И пусть в следующий раз потрудится прибыть сам, потому что его время истекает. Если через час мы не придем к соглашению, я открываю огонь. Все ли вам ясно?
– Так точно! Господин контр-адмирал, господа офицеры, разрешите откланяться, честь имею! – Берлинг, который, казалось, совсем не был удивлен услышанным, коротко козырнул, ответив столь же незаметным кивком головы на «микроскопические» прощальные поклоны японского адмирала и его офицеров, после чего, сопровождаемый лейтенантом Нарута, быстро спустился с мостика, направляясь к трапу.
В момент отхода катера от борта «Асамы» русская канлодка начала поворот на малом ходу на курс, позволявший его подобрать. Но катер не сразу повернул к ней, а продолжал некоторое время двигаться вперед, держась прямо по носу японского крейсера.
«Боятся, что машина не сможет выгрести против течения и их снесет, – усмехнулся про себя Уриу. – У англичан полчаса назад таких проблем не было. Все же, русские – не машинная нация. Тот же «Кореец» – ну, какой идиот дает ход, не подняв заранее якорь? Развернуться-то так еще можно, но вот тронуться с места нельзя, пока не порвется якорная цепь. Странно, а где, собственно, цепь? Вот идиоты, они утопили якорь!»
В этот момент с катера, который, пыхтя, продолжал удаляться от «Асамы», оставляя за собой хорошо видимый шлейф черного дыма, взвилась в зимнее небо ракета. «И что же сообщает этот невозмутимый лейтенант своему командиру таким образом? Что теперь наглецу Рудневу самому предстоит карабкаться по нашему бортовому трапу, наверное…» Это была последняя неторопливая и довоенная мысль контр-адмирала Уриу.
«Кореец» моментально спустил сигнал о переговорах, на обрубленные стеньги мачт взлетели боевые Андреевские флаги, и, едва они успели дойти до места, как на носу канонерки вспухли клубы порохового дыма от залпа двух восьмидюймовок[10] и носового торпедного аппарата! Примерно через секунду 88-килограммовый фугасный снаряд, разорвавшийся на мостике «Асамы», отправил контр-адмирала в нокаут. Среди погибших оказались
Орудие 8''/35 (35 – длина ствола в калибрах) сконструировано Антоном Францевичем Бринком в 1885 году. Эти пушки устанавливались на броненосных крейсерах «Адмирал Нахимов» (8 шт.), «Память Азова» (2 шт.), «Рюрик» (4 шт.) и на канонерских лодках «Донец», «Запорожец», «Кореец», «Кубанец», «Маньчжур», «Уралец» и «Черноморец» – по два орудия на каждом корабле. К началу войны с Японией они уже считались устаревшими, однако имели над новыми более скорострельными системами одно важное преимущество: их исправно взрывавшиеся снаряды почти в центнер весом.