Ислам и мир: восток глазами классиков. Нурали Латыпов
«восточный вопрос» приобрёл особенную злободневность.
Не надо забывать, что у Российского орла голова, которая смотрела на Восток, была такой же зоркой, как и та, что смотрела на Запад.
Таким образом, выбор восточного отделения философского факультета был осознанным и глубоко продуманным.
Исмагил Шангареев
Льва Николаевича начиная с четырнадцатилетнего возраста усадили за изучение турецкого, татарского и арабского языков, в «изучении коих юный Толстой изрядно преуспел». Наконец, 30 мая 1844 года было подано прошение на имя ректора о поступлении в университет.
Затем в течение недели проходили экзамены: по Закону Божию, истории, статистике и географии, математике, русской словесности, логике. А также по языкам: латинскому, французскому, немецкому, английскому, арабскому, турецко-татарскому.
Нурали Латыпов
Интересны в этой связи воспоминания Льва Николаевича, как в день первого экзамена он гулял по Чёрному озеру в саду у подножия Кремлёвского холма и молился Богу о том, чтобы выдержать испытания.
Экзамены по языкам, кроме латыни, он сдал хорошо. По русской словесности и за сочинение получил «четыре». Вот они, парадоксы судьбы – Толстому за сочинение – 4! Представляю, сколько там было отличников, знатоков русской словесности. Хотя, перефразируя Пушкина, можно сказать, что в большинстве случаев «Гений и обучение в образовательных учреждениях – вещи по сути несовместимые»
Толстой в этом ряду гениальных «неуспевающих студентов» не исключение. Практически все историки литературы в один голос пишут о том, что Толстой учился крайне плохо, и Казанский университет так и не стал для него alma mater. В литературе много злорадных намеков, что Толстой если в чём-то преуспел, так это в любви к девицам легкого поведения.
Исмагил Шангареев
Отвечу на все эти «объективные оценки» словами Пушкина из его письма П. А. Вяземскому (ноябрь 1825-го, Михайловское):
«Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением… Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе».
Толстой – гений. Мог ли гений уложиться в рамки университетской программы? Да никогда! Такие сверходаренные студенты как правило находят себе любимого профессора и отбрасывают как шелуху всё остальное. Вам ли, Нурали Нурисламович, этого не знать.
Нурали Латыпов
Вы абсолютно правы. Кстати говоря, и у Толстого был такой профессор. Много лет спустя, в 1904 году Лев Николаевич рассказывал пианисту Александру Гольденвейзеру: «…когда я был в Казани в Университете, я первый год, действительно, ничего не делал. На второй год я стал заниматься. Тогда там был профессор Мейер, который заинтересовался мною и дал мне работу – сравнение «Наказа» Екатерины с «Esprit des lois» («Дух законов» – И.Ш.) Монтескье. И я помню, меня эта работа увлекла; я уехал в деревню,