Люся. Психиатрическая проза. Виктория Захарова

      – Мы переезжаем в другой город. Там никто не будет знать, что тебе чудятся некоторые вещи. Там я найду врача и вылечу тебя.

      – Мама, может останемся здесь? – робко возражала я. Мне было жалко расставаться с подружками из детского сада, моими щенками и котятами, с родным домом.

      – Люся, здесь ты уже всем рассказала про брата. Все поняли, что ты не в себе. Если мы останемся, тебя могут забрать у меня. Ты этого хочешь?! – мама не выдерживала, начинала кричать.

      Стали собирать вещи. Уезжали мы ночью. Для моей безопасности. Чтобы не забрали в больницу. Мы собирались ехать в Ленинград, вернее Санкт-Петербург. «Там я научусь отличать то, что бывает, от того, чего нет», – подумала я. И вдруг вспомнила о своей кукле, любимой игрушке. Кинулась в комнату, чтобы взять ее с собой. На секунду замешкалась. А вдруг ее я тоже придумала? Но, нет. Кукла нашлась в маминой спальне. Я обвела взглядом комнату, и слезы опять стали наворачиваться на мои глаза. Вот здесь, на этом самом месте, где стоит журнальный столик раньше находилась кроватка Артема. Но ее не было, так же, как не было и брата. Кукла моя лежала под столом. Я опустилась на пол, чтобы достать ее. И в дальнем углу, в самом темном месте, под кроватью, заметила что-то голубое. Погремушка! Артемкина погремушка! Я поползла, собирая локтями и коленями пыль.

      – Люся, давай быстрее. Мы опоздаем! – кричала мама из прихожей. Но я молча ползла. Рукава пальто собирались гармошкой на локтях, колени ломило, и мне стало ужасно жарко. Раз, и я протянула руку к игрушке. Она ответила мне негромким звоном. Я прижала голубой бубенчик к сердцу. Наверное, его тоже нет, он только видится мне. Я спрятала пластиковое сокровище за пазуху пальто, и, уже в поезде, несколько раз проверяла. Вдруг, исчезла? Но игрушка оставалась на месте. Она пропала уже в Питере, через несколько месяцев после нашего приезда.

      3

      Почему я стала вспоминать вымышленного Артемку именно сейчас? Может, потому, что сама стала мамой. У меня теперь был сын, Никита. И он напомнил мне первые детские галлюцинации?

      В Питере я снова стала посещать детский сад, но уже никому, ни одной душе не рассказывала про Артемку. Будни мои омрачались сильной тоской по брату. Хотя, как можно страдать по тому, кого нет? И еще, теперь я постоянно была неуверенна в том, что вижу и слышу. В детском саду то и дело переспрашивала воспитательницу, можно ли взять эту, именно эту желтую уточку с красным клювом? И протягивала женщине игрушку. Сотрудница детского сада странно смотрела на меня.