С начала до конца (сборник). Ольга Аникина
начали тоже понарошку хоронить кукол, так же торжественно и пафосно, как и было продемонстрировано нам на экране. В самый интересный момент, когда над гробом умершей куклы мы читали торжественную речь, в детскую внезапно ворвалась бабушка, залепила нам с сестрой по подзатыльнику и конфисковала наших кукол на неделю, а мы узнали новое слово – «кощунство».
Когда в середине восьмидесятых в Нске пошли первые слухи о начинающейся приватизации, дедушка, к ужасу всей семьи, отказался приватизировать государственную двухкомнатную квартиру на Красном проспекте, напротив Театра оперы и балета, где как раз мы все и жили. «Мои дочери, в отличие от меня, увидят коммунизм! – рубя воздух ребром ладони, говорил он, и его левый глаз с желтоватым веком чуть-чуть подрагивал. – Я на жильё заработал сам, и дочери мои тоже, как миленькие, заработают». После такого заявления бабушка слегла с желудочным приступом дня на три. Но дедушка был непреклонен.
Дедушку, когда я училась в первом и втором классах, два года подряд девятого мая приглашали в школу. В качестве ветерана. Дедушке было что рассказать, он дошёл до Сталинграда, получил ранение.
Демобилизовали его после контузии, и дослужился он всего лишь до старшего лейтенанта, но я мало что понимала в офицерских чинах. Зато знала, что война – страшное и великое дело, а все, кто вернулись – герои. И ещё я гордилась тем, что дедушка победил в войне, и считала это в некоторой мере и своей заслугой тоже.
Когда дедушка пришёл на классный час в первый раз, я сияла от гордости. Он рассказывал нам о великих битвах, о Сталинграде, Москве и Берлине, до которого он, конечно, не дошёл, но мне так хотелось, чтобы дедушка на этот раз хоть немножечко соврал и рассказал, какого цвета была Берлинская стена и как он писал своё имя на развалинах рейхстага.
Во второй раз всё пошло не так. Дедушка начал не с того. Я точно помнила, что нужно было сначала говорить про Сталинград, потом рассказать про битву на Курской дуге и про открытие легендарного второго фронта, а там уже и до победы недалеко. Это и так все вокруг, наверное, знали – но вдруг ребята забыли прошлогодний рассказ, а что касается меня, то уж я-то могла слушать эту историю и сто раз, и двести. Сначала я думала, что дед рассказывает то же самое, что и в прошлом году, но более подробно. С пространным вступлением. Но вступление никак не кончалось.
Он говорил, с каким отчаянием наши части отступали в первые дни и месяцы. Как немец дошёл сначала до Смоленска, потом до Киева, как пал Севастополь. Как вся страна поднимала свои последние резервы и как всё шло прахом. Дедушка рассказал, как они с другом Аркадием по кличке Аркан разминировали поле, и друг подорвался на последней мине. Не сразу погиб, сначала ему оторвало ноги. И, несмотря на эту жертву, исход последующего боя был неудачен: освобождённое от «консерв» (так называли мины) поле снова отошло к немцам, а наших отбросило на несколько километров назад.
– И мы думали, что вскорости прогоним врага, как паршивую собаку, а сами все оказались по госпиталям, и ещё ответ держали перед