Гаджет. Чужая Москва. Дмитрий Силлов
остановился перед дверью, всё так же обитую дешевым дерматином. Постоял немного, рукой дотронулся, словно опасаясь, не морок ли это, не наваждение ли. Потом тряхнул головой и достал из ножен «Бритву».
Нож, откованный из артефакта, слабо светился в полумраке лестничной клетки. Можно было, конечно, ту дверь и ногой выбить, но не хотелось грохотать на весь подъезд. А возиться с мультитулом терпения уже не было. Уж больно хотелось побыстрее домой попасть.
В общем, я всё сделал аккуратно. Ввел клинок между дверью и косяком и слегка надавил книзу.
Лезвие, способное рассекать границы между мирами, легко перерезало ригель несложного замка. Дверь слегка скрипнула петлями. Открыто.
Я вздохнул, спрятал «Бритву» обратно в ножны, распахнул дверь…
И замер.
В квартире присутствовал запах жилья. Не запустения, как я ожидал, не многолетней пыли и затхлости, а совсем наоборот.
Пахло картошкой, жаренной на сале, перегаром, старыми носками, дешевыми женскими духами. Все эти оттенки мой нос, привычный различать запахи Зоны, моментально вычленил из общего душного запаха жилого помещения, пропитавшего обои, потолок, пол…
Чужого запаха.
Которого здесь не должно было быть.
Я перешагнул порог. Рука сама привычно нащупала выключатель. Щелчок – и свет залил знакомый тесный коридор… заставленный, завешанный, захламленный чужим барахлом.
На редкость безвкусная картина на стене. Велосипед возле старой вешалки, оставшейся мне в наследство от деда Евсея. Чьи-то шмотки на той вешалке, поверх которых зацепилась за самый край крючка дурацкая ковбойская шляпа. Интересно, кто же это так вольготно обосновался в моей квартире?
Ответ не заставил себя долго ждать.
Послышалась дробь босых ног, выбиваемая по полу, и из комнаты выскочил мужик в майке и семейных трусах. Плотный такой дядя, крупный, хоть и с пивным животом. В руке большой кухонный нож длиной сантиметров в тридцать, которым ну совершенно невозможно убить-порезать человека и который поэтому ни разу не холодное оружие. В отличие от холодного, которым, стало быть, можно. Кто это, интересно, придумал такую ересь, мол, вот тот нож – он да, холодный и опасный. А вот это пырялово в руке у плотного дяди, которое если всадить в брюхо, то на дециметр из спины выйдет – вполне себе легальный и неопасный кухонный предмет хозяйственно-бытового назначения.
У меня всегда так. Как кто-то собирается меня замочить, так сразу ко мне в голову приходят философские мысли о несовершенстве мира и бренности бытия. При этом они совершенно не мешают моему организму адекватно реагировать на опасность. Я мысли думаю, организм реагирует на рефлексах. Ему мои мысли не нужны, он сам знает, что нужно делать с дядями, собирающимися меня зарезать.
Правда, мужик свежевать незваного гостя не торопился. Проморгался со сна, сфокусировал взгляд и заорал:
– Чо, блин, за нах? Ты кто такой, мать твою?
Я молчал. Интересно мне было, что мой организм сделает с дядей, когда тот на меня всё-таки кинется.