Владимир Мономах. Борис Васильев
ине дома, где единственной и полновластной владычицей была его матушка, дочь Византийского императора, великая княгиня Киевская Анна. Маленький Владимир ходил в мужской одежде еще до традиционного обряда посажения на коня: уже в пять лет мать впервые велела сесть ему в седло. Он очень быстро привык к смирной лошадке, с веселым смехом скакал по кругу, но однажды не удержался и вылетел из седла, больно ударившись спиной о землю.
– Больно, матушка!..
– Встань.
– Больно…
Но кое-как поднялся.
– Поймай коня и сядь в седло.
– Больно, ма…
– Ты – князь!
Тон, каким великая княгиня произнесла эти два слова, был мальчику незнаком. Не окрик, нет! Но – повеление свыше. Повеление, которого невозможно ослушаться.
Превозмогая боль, пятилетний Владимир поймал коня, сел в седло. По лицу его текли слезы, но он был невероятно горд, что и коня поймал, и сел в седло без посторонней помощи.
Так он впервые узнал о существовании повеления, которого ни под каким видом нельзя ослушаться, а уж тем паче – попытаться оспорить. Повеление – выше команд, приказов и распоряжений. Повеление есть повеление – его исполняют тотчас, без вопросов, уточнений и разъяснений.
Так Анна, не сердясь и не одергивая сына, показала ему, малолетнему, что существует нечто выше желаний, капризов, собственного страха, даже собственной боли. Существует право отдавать повеления, и существует обязанность исполнять их точно и в срок.
В семь лет Владимир прошел древнеславянский торжественный обряд посажения на коня. По этому обряду мальчика впервые остригли под горшок, безжалостно срезав детские кудри, переодели в боевую мужскую одежду и торжественно ввели из женской половины дворца в мужскую. Здесь его встретил отец, великий князь Киевский Всеволод. Он лично вручил сыну полное дружинное, откованное для его возраста и роста, оружие и коня. И сказал:
– Без нужды меча не обнажай, без славы не вкладывай.
Затем посадил сына в седло и, взяв коня под уздцы, трижды провел его по кругу. По обе стороны шли воеводы с обнаженными мечами, за воеводами следовали люди именитые: начальники различных военных служб, отборные дружинники, представители знати, Боярской думы, чинов и купечества. Все громко желали новому юному воину здравия, удачи, силы и славы.
С этого дня к Владимиру приставили дядьку, в обязанности которого входили не только уход за маленьким княжичем, но и обучение его боевому искусству.
Потом княжичу дали для игр и совместных занятий мальчика чуть старше его самого – это было очень почетное место, обедневшие князья и родовитые бояре весьма усердно боролись за него; в конце концов место будущего друга княжича досталось юному представителю древнего боярского рода – поддержал его сам великий князь Киевский Всеволод.
Мальчика звали Свиридом. Он был на четыре года старше Владимира, знал грамоту и с удовольствием читал книги, что и послужило решающей причиной выбора.
А потом устроили пир. Дружинники и воеводы желали княжичу побед, кричали «Слава!», князья и бояре уважительно пожимали ему руку. Мальчик был громогласно объявлен воином и навсегда перешел жить на мужскую половину дворца.
Теперь главной его заботой была забота о коне – они должны были стать неразлучными друзьями. Владимир быстро подружился с дареным конем, легко приучил его слушаться не только поводьев и шенкелей, но и голоса.
Хотя теперь он жил на мужской половине дома, он продолжал часто навещать мать (ее царственные поучения были проще и доступнее отцовских бесконечно длинных наставлений). Это не возбранялось обычаями. Просто считалось, что отныне сына воспитывает отец.
Дядька, которого звали Самойлой, еще совсем недавно служил в дружине самого великого князя и не раз отличился в боях. Он мастерски владел всеми видами оружия, в мельчайших нюансах постиг особенности боя на мечах, на копьях и теперь должен был научить этому и наследника великого князя.
Вместе с Владимиром обучался боям и его товарищ Свирид. Обучение было жестким, суровым, однообразным и потому скучным. Мальчикам оно, естественно, не нравилось. Но Владимир терпел, поскольку видел в нем повеление. Свирид же никакого повеления не чувствовал – с его точки зрения, весь процесс жестокого обучения был придуман взрослыми для угнетения их свободных мальчишеских душ. Но он тоже терпел, поскольку обязан был терпеть все невзгоды в качестве друга наследника Киевского Стола.
Обучение шло на деревянных мечах; для того чтобы не так болезненно чувствовать на себе жесткие удары, мальчикам полагалось надевать ватные стеганые куртки и штаны. Бегать и прыгать в такой форме было тяжело, но приходилось – Самойло приучал их уворачиваться от меча. И они покорно учились, получая синяки, ссадины и потея в ватной одежде.
– Давай сбежим, – сказал как-то Свирид. – Я больше не могу. Хожу в синяках и все время чешусь.
– Это невозможно.
– Почему невозможно?
– Потому что это – повеление.
– Что?..
– Повеление.