Владимир Мономах. Борис Васильев

      – Бури и ветер соль приносят с моря, которое Понтом Евксинским зовется. А по-нашему – Черным. Вот эта горькая черноморская соль и оседает на полынных зеленях. Потом в землю уходит, когда листья полынные отмирают.

      – А почему черноморская соль именно на полыни оседает?

      – Листья у нее шершавые и маслянистые слегка. Что дальше видишь?

      – Кусок травы. Другая зелень у нее. Более сочная, что ли.

      – Это копытка. Она и под снегом выживает, и дикие лошади, которые тарпанами зовутся, зимой копытами снег разгребают, чтобы до нее добраться, почему и название такое получила. Копытка и лютой зимой сочная. Что рядом?

      – Рядом веселые столбики с метелками. Шевелится все, будто играет.

      – То ковыль. Очень живучий, сочный. Скотина травоядная – тарпаны, олени, косули – его любят. Упрямая трава. Она в конце концов всех победит, и степь станет ковыльной. Только полынь кое-где на солончаках останется.

      – Дальше…

      – Дальше пока погодим, – сказал великий князь. – С травами ты достаточно ознакомился, теперь о зверях поговорим.

      – Дозволь сначала вопрос, батюшка.

      Великий князь кивнул.

      – Спрашивай.

      – Мы вроде бы в щель смотрим, а откосы у щели каменистые и как бы зелень на них. Что же это за зелень?

      – Камнеломки тут ютятся. Хмель, плаун, дикий виноград. Помалу, неторопливо камень разрушают до песчинок. Этот труд их долгий и совместный степь ровной делает.

      – Вон что…

      – Если все понял, тогда пора к степному зверью переходить.

      – Пора, батюшка.

      – Тогда слушай.

      Великий князь солидно откашлялся, подумал, с чего начинать.

      – Два особо опасных зверя в дикой и пустой сей равнине проживают. Лютый зверь пардус, которого барсом еще зовут, и яростный зверь тур. Он зубром еще называется. Ну, лютому зверине и косуль с ланями, дрофами да оленями хватает, но все же ты за этим приглядывай, а яростного зубра остерегайся всегда. Зверь этот древний, а то и вовсе допотопный. Яростью злой пышет, так что сразу, как только приметишь его близко, коня разворачивай и гони беспощадно. Уразумел, сын?

      Владимир про себя чуть усмехнулся.

      – Уразумел, батюшка.

      – Слову верю, хоть ты и усмехаешься совсем некстати. И под это слово одного тебя в дикость эту отпускать буду, когда дела меня задержат. Но – при мече и в кольчуге.

      – При мече и в кольчуге, батюшка. В полном оружье и даже со щитом.

      Вовремя он тогда про щит сказал. В шутку, конечно, но шутка обернулась пророчеством.