Розыск продолжать. Борис Васильев
назвать ридикюлем, потому что такая сумка была у моей мамы. Все это (а главное – щеки) разом обрушилось на мою неподготовленную душу, и у меня хватило дыхания только на короткий вопрос:
– Где Жданова, три?
– Мамочка нажаловалась? – почему-то с яростным презрением спросила краснощекая. – Так вот она я. И нечего зря, понятно?
– Значит, вы Вера Звонарева, – подумав, заключил я.
– А я в Москве ночевала, понятно? – с вызовом продолжала Вера. – Что, нельзя? Можете у тетки справиться, у меня тетка в Сокольниках живет, и я у нее ночевала. Что, нельзя, да?
Должен сказать, что я был тогда абсолютно свободен, и мне очень хотелось влюбиться. Но не в кого-нибудь, а непременно вот в такую. Сердитую и краснощекую.
– Проверим, – весомо обронил я и достал из новенькой милицейской сумки совсем несерьезную школьную тетрадку в клеточку. – У тетки, говорите? Адрес, имя, отчество, фамилия.
Мне совершенно ни к чему были эти записи: порученное первое розыскное задание решилось походя, само собой, без всякого моего участия, а краснощекая соображала, для чего мне понадобился вдруг адрес тетки из Сокольников. Для сведения о некоторых чересчур румяных, которые по три дня дома не ночуют. И я аккуратно записал продиктованные девушкой ответы и хмуро еще раз пообещал:
– Проверим, гражданка Звонарева.
Именно в этот момент, помнится, и появилось третье лицо, но появилось неожиданно, возникнув вроде бы ниоткуда. Это был большегубый, смешной, нескладный парнишка лет шестнадцати в широкой и длинной, не по росту шинели, в разбитых латаных-перелатаных сапогах и засаленной шапке-ушанке, сзади которой была нелепая белая заплатка. На меня он не обратил никакого внимания, а у Веры спросил требовательно:
– Дашь хрустик-то, дашь? Гони, обещалась, гони теперь. Гони.
– Все? – спросила у меня Вера, не отреагировав ни на появление нового лица, ни на его требования. – Тогда приветик.
И пошла по улице, а следом заспешил парень, загребая при ходьбе левой ногой. Но я тогда смотрел не на него, а на девушку, потому что по причине молодости не встречал еще таких краснощеких. «Непременно, – думал я, – проверим. Знаем мы этих теток из Сокольников…»
Однако, поразмыслив, я решил проверять справедливость Верочкиных показаний не в тот же день и даже не в следующий. Я решил сначала освоить свой участок, познакомиться с жителями, а потому и появился в доме номер три по улице Жданова в порядке очереди на четвертый, что ли, день. К посещению этому я готовился специально, драил кирзачи и пуговицы, но зря, потому что Веры дома не оказалось. Оказалась мама – иссохшая солдатская вдова, подтвердившая, что действительно имеет в Москве родную сестру, у которой Вера всегда ночует, если задерживается допоздна.
– Да по мне ночуй, коли хочется, не маленькая, – обиженно объясняла она. – Ночуй, кобылица, но матери говори, куда идешь да когда обратно явишься.
– Нехорошо, – уныло поддакивал я. – Не по-товарищески это.
Через