Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки. Василий Молодяков
Беседовским. Нарком-невозвращенец! – это было бы уже слишком. 1 апреля 1929 г. Карахан просил у Сталина разрешения съездить в Германию и уговорить Чичерина вернуться. Сталин не разрешил, видимо, надеясь убедить наркома лично. А может, увидел в предложении просто желание прокатиться за границу за казенный счет (да и дата какая-то несерьезная).
В 1929 г. полуопальный нарком написал Сталину несколько длинных писем политического характера, на которые генсек коротко, но исправно отвечал. По ним ясно, что Чичерин уже решил ни к какой работе не возвращаться, но хотел предостеречь московское руководство от возможных ошибок во внешней политике: от преувеличенных надежд на «революционную ситуацию» в Европе, от превратных трактовок фашизма и абсурдной теории «социал-фашизма», от поддержки радикальных коммунистов, вроде Эрнста Тельмана, переходивших к насильственным методам борьбы, от авантюризма крикливой коминтерновской пропаганды. «Как хорошо было бы, если бы Вы, т. Сталин, – писал нарком 20 июня 1929 г., – изменив наружность, поехали на некоторое время за границу, с переводчиком настоящим (выделено мной. – В.М.), не тенденциозным. Вы бы увидели действительность. Вы бы узнали цену выкриков о наступлении последней схватки. Возмутительнейшая ерунда «Правды» предстала бы перед Вами в своей наготе».
Но сделать он уже ничего не мог. «Я смотрю на все эти пестрые картины, – писал Чичерин Молотову из Германии 18 октября 1929 г., – как путник на расстилающуюся перед ним долину, но путник, уже опустившийся на землю, выпустивший из рук посох и ожидающий наступления ночи, которая для него будет вечной ночью».
Летом 1930 г. Чичерин все-таки вернулся в Москву. Уговаривать его ездил кремлевский доктор Лев Левин, будущий «убийца в белом халате», осужденный на процессе Бухарина – Рыкова. Отставка была неминуема, и нарком составил пространный документ, который можно назвать его политическим завещанием. Гриф: «Абсолютно конфиденциально. Совершенно лично. Безусловно секретно». Первая фраза: «Уважаемый товарищ, поздравляю Вас, но не завидую Вам». Последние фразы: «Вам будут про меня лгать. Заранее не верьте». Чичерин обращался к своему преемнику, подразумевая, что им будет не Литвинов, – согласно разным источникам, он рекомендовал вместо себя секретаря ЦК и члена Политбюро Вячеслава Молотова (который девять лет спустя действительно возглавит НКИД!) или Валериана Куйбышева, председателя ВСНХ и тоже члена Политбюро, в надежде, что их положение в партии обеспечит нормальную работу наркомата. Однако назначили Литвинова, и «завещание» осталось в архиве Георгия Васильевича до 1995 г.
27 июля Президиум ЦК официально отправил его в отставку. Американскому журналисту Луи Фишеру, прожившему в Москве полтора десятилетия, Чичерин сказал, что узнал об этом из утренних газет. «Я точно игрушка, сломанная неосторожным ребенком», – обронил он однажды. В советских биографиях «дипломата ленинской школы» о последних годах его жизни вообще ничего не говорится. Работать