Литературный оверлок. Выпуск №4 / 2017. Иван Евсеенко (мл)
приближался медленно, вспоминая тот ужасный день, когда, увлекшись сбором мескалина, бросил поводья и дал ему удрать.
Когда через несколько минут благодаря своей осторожности он поднялся над любимым беглецом, сердце его вдруг отчаянно заколотилось. Ибо перед ним, освещенная могучим солнцем и белизной песков, величественно возвышалась шерстка Аистаила.
Абдуллах Амин упал на колени и заплакал. Он благодарил Всевышнего за то, что тот позволил ему встретиться с парнокопытным.
Через пару часов причитаний арабской вязью с трудом шевеля трясущимися от вытия губами, он улыбнулся и начал спускать с себя штаны.
Когда Аблуллах Амин входил в него, маленький ишак покачнулся и заерзал.
«Кто-нибудь! Мне больно! Ради Бога, остановите его!», – отражалось на морде ишака.
Ловкие руки муфтия вцепились: «Нет!»
Затем последовали стон, кряхтения и визг, словно звучал целый реестр криков о помощи.
Расширенные зрачки ишака говорили: «Спасите!»
Они умоляли: «Прекратите!»
Увы, ишак оказался в одиночестве. За последние несколько месяцев сексуальное желание Абдуллаха Амина куда-то испарилось. Аистаил и решил, что никакого акта теперь днём с огнём не сышешь.? Тот, кто наблюдал за страданиями ишака – был всего лишь молчаливой пустыней. Озвучка происходящей сцены принадлежала лишь им двоим. Точнее – одному ишаку. Увы.
Морда ишака говорила: «Умоляю!»
Через мгновение: «О нет!»
Аистаил суетился, Абдуллах Амин неустанно входил – выходил, входил – выходил… Аистаил, силясь выбраться, безуспешно отбиваясь, извивался всем телом и крутил головой.
Надрывные его вопли словно парализовали всё в округе, эхом отражаясь от молчаливых колючек. И казалось, насилуют не одного ишака, а целое стадо. Он сопротивлялся. Его глаза шарили по жженному песку.
Наконец…
Абдуллах Амин ладонями стиснул уши ишака и зажмурился, побраговев при этом, как перепуганный мальчишка.
В эту секунду же и высвободилось заднее копыто. Правое. И высвободившись инстинктивно взлетело вверх. Попало Абдуллаху Амину в лицо. И как бы больно ишаку в этот момент не было, видит Всевышний, Аистаил того не хотел. Рефлекс. Это была сладкая, приятная боль.
Но рефлекс же сработал и во второй раз, когда Абдуллах Амин, неожиданно придя в восторг от заезда по физиономии, кончил в любимого ишака слишком яро, сделав ему больно повторно и повторно же вызвав поднятие вверх, но не одного копытца, а обеих, чем обеспечил себе еще два удара в грудь. Смертельных.
В миг Абдуллах Амин обмяк. Аистаил вздохнул.
Ишак немного постоял, ожидая, когда же после небольшой передышки муфтий возобновит своё насилие или, по крайней мере, отойдет от него и даст понять, что сейчас – пару минут – и они двинут домой, ибо нужно успеть ко времени вечернего намаза, но…
Через минуту, переминаясь с копыта на копыто, нервно подергиваясь (ведь если муфтий и любил