Стихотворения в двух томах. Том первый. Вера Кушнир
о тех, кто свой грех не омыл.
Как бы низко порой на пути я не падала,
Как бы больно не ранила душу грехом,
Мое сердце согрето спасенья усладою,
Бьется тихая радость в нем вечным ключом.
И никто эту радость отнять не осмелится,
Мне вложил ее в душу когда-то Господь.
Пусть не скатертью путь предо мною простелется,
Радость эта меня через жизнь проведет.
Если радость земная тебя не утешила,
И в душе твоей пусто, и скорбен твой путь,
Обратися к Тому, кто мне радость отвешивал,
Хочет Он и в тебя эту радость вдохнуть.
Разве можно Бога исчерпать?
Разве можно Бога исчерпать?
Пишешь, пишешь, мысли льются, льются…
Столько слов! Я не могу молчать,
А начав, не знаю, где кончать.
Да не все слова стиху даются.
Мысль мелькнет и уплывет опять,
Словно ртуть, рукой неуловима.
Зачеркнешь, чтоб снова все начать,
И до света не ложишься спать,
Чтобы сделать стих неповторимым.
О невыразимости печаль!
О слова, холодные, сухие,
Красоты Творца безбрежна даль,
Воли Божьей, твердой, словно сталь,
Мои мысли не вместят земные.
Глухая
Имеющий уши слышать, да слышит.
Она вошла, потупив взор,
Простая, скромная девчонка.
Забыла дверь закрыть во двор
Худою детскою ручонкой.
Я крикнул прямо ей в лицо:
«Закрой сейчас же эти двери!»
Смахнув со лба волос кольцо,
Присела, взор свой в стену вперив.
Я тихо сзади подошел
И снова крикнул что есть мочи,
Она, не дрогнув и плечом,
Сидела все, потупив очи.
Когда же ярость верх взяла,
И я ее ударил грозно,
Она вдруг взор свой подняла,
Непонимающий, серьезный…
Тот взор мне душу пронизал
И я вскричал: «Прости, родная!
Пусть Бог простит мне, я не знал…
Девчонка ведь совсем глухая!»
Не так ли мы кричим на тех,
Кто глух к Божественным заветам?
Кричим, что то и это грех,
Оставить надо то и это…
Христос сначала исцелял,
Снимал грехов тяжелых гири,
А исцеленных наставлял
Жить свято в развращенном мире.
Христос спасенье даровал
Для всех, но всех ли в книгу впишет?
Он о спасеньи всем сказал,
Но лишь кто слух имеет, – слышит!
Казалося, что ночь не встретит больше дня
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.
Казалося, что ночь не встретит больше дня,
Казалося, что скорбь укоренилась прочно.
Ни признака тепла, ни света, ни огня…
Как будто бы на зло, как будто бы нарочно…
И если бы не мощь невидимой руки,
Не жизнь в душе сильнее тьмы и смерти,
Погибла б я тогда от горя и тоски
И от