Октябрь. Чайна Мьевиль
эту лавину.
«В городе царит спокойствие», – телеграфировала царица своему супругу с деланым оптимизмом в воскресенье, 26 февраля. Но лишь только солнце озарило широкую ленту Невы, сверкающую льдом между набережными, рабочие снова стали переходить по льду на другую сторону реки. На сей раз, однако, на улицах было полно полицейских.
И далеко не всегда в тот день призывы демонстрантов не стрелять бывали услышаны.
Пролилось много крови. В морозном воздухе гулко звучал стрекот пулеметов и ружейные выстрелы, их перекрывали людские крики и топот множества ног. Спасаясь от уличных столкновений с полицией и войсками, люди бросались врассыпную и метались между соборов и дворцов. Солдаты в то воскресенье снова и снова выполняли приказы своих командиров и стреляли по толпе, но при этом то и дело происходили «неполадки» с оружием, промедления, намеренные промахи. О каждом случае такой скрытой солидарности сразу же становилось известно благодаря слухам, которые распространялись с невероятной скоростью.
Не все в тот день складывалось в пользу властей. С утра рабочие стали стекаться к казармам Павловского полка. Они отчаянно просили солдат о помощи, кричали им, что отряд новобранцев их полка стрелял в демонстрантов. Солдаты не вышли к ним (во всяком случае, не сразу). Их сдерживала привычка уважать приказы и подчиняться им. Но в полку все же начался долгий митинг. Солдаты громко спорили, перекрикивая грохот перестрелки и уличных стычек. Взволнованные и напуганные происходящим в городе выступавшие обсуждали, как им следует поступать. В шесть часов вечера четвертая рота Павловского полка направилась наконец на Невский проспект. Павловцы собирались пристыдить своих однополчан, стрелявших в толпу. Навстречу им выехал отряд конной полиции. У павловцев вскипела в жилах кровь, им стало стыдно за свою прежнюю нерешительность.
Они не отступили, а стали отстреливаться. Один человек был убит. Когда павловцы возвращались в свои казармы, зачинщики были арестованы. Их отвели через Неву в знаменитую Петропавловскую крепость с длинными низкими стенами и торчащим, как острый шип, шпилем.
В то воскресенье погибло сорок человек. Их гибель подорвала моральный дух протестующих. Даже на Выборгской стороне, воинственно настроенном северном районе Петрограда, местные большевики подумывали о прекращении забастовки. Самодержавное правительство, в свою очередь, прекратило вяло протекавшие переговоры с главой Государственной думы Михаилом Родзянко и объявило о роспуске Думы, к которой испытывало презрение.
Родзянко телеграфировал царю: «Положение серьезное». Его предупреждение полетело по проводам вдоль линий железной дороги, через всю страну в Могилев. «В столице анархия. Правительство парализовано. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».
Николай II ничего