Проект Россия. Полное собрание. Ю. В. Шалыганов
Любовь – это то высшее, что есть в человеке. Бог – это Любовь. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13, 3—8).
Второе направление удара – приведение страны к экономическому банкротству. Стратегия основана на мифе, что рыночная экономика есть путь к изобилию для всех времен и народов. Миф о благости рыночной экономики прочно засел в наших мозгах, потому что его долгое время целенаправленно культивировали. Никакие доводы разума здесь не работали. Рынок – хорошо, и все тут. Запад хорошо живет, потому что там рынок. Мы тоже так хотим, значит, нам тоже нужен рынок. Вот и вся логика. Заметим, люди не знали реальной жизни Запада. Они знали информацию из глянцевых журналов и голливудских фильмов. В большинстве случаев это была мечта. Кино отражало то, как западное общество хотело жить, а не то, как оно живет реально. Но советские люди воспринимали эту информацию как документальную.
Началась перестройка. Первые шаги в рыночном направлении являли собой тотальный грабеж. Массы стремительно нищали, но не роптали, потому что в дело пошли заранее припасенные мифы. С одной стороны, говорили, что надо потерпеть, как терпят прививку. Мол, если хотим хорошо жить, необходимо пройти ступень дикого капитализма. С другой стороны, уверяли, что это все же лучше, чем возврат к проклятому прошлому (миф о проклятом прошлом и миф о «светлом» Западе создавались параллельно). Социал-дарвинизм научно оправдывал грабеж слабых. С экранов и страниц газет дяди умного вида объясняли нам, как малым детям, что человеческое общество по сути ничем не отличается от животного, и потому должно жить так же. Нас учили, что сильные имеют законное право грабить слабых, и потому не должны испытывать угрызений совести. Робкие сомнения в справедливости такого права подавлялись утверждением, что так живут животные, и значит, все правильно.
Сегодня это кажется, мягко говоря, странным, но тогда выглядело естественно. Суть умозаключений сводилась к тому, что люди должны подражать животным, поскольку это единственный путь к счастью. Чтобы уподобиться животному миру, нужна конкуренция, где выживет сильнейший. Когда сильные насытятся, у них пойдет отрыжка, и выжившие слабые получат возможность воспользоваться этим «благом». После начнется нормальный капитализм, и все мы заживем, как на Западе.
Люди вновь поверили и снова начали