Судьба шута. Робин Хобб
одно из самых старых в городе. Я молча кивнул. Над входом красовалось вырезанное из камня изображение кабана с угрожающе торчащими клыками. Значит, нас решили поселить в доме-крепости клана кабана.
К тому времени, когда мы добрались до двора здания, провожатый едва сдерживал раздражение из-за нашей медлительности. Мне было все равно. Он открыл боковую дверь и жестом показал, чтобы мы поторопились, я медленно выпрямился в полный рост и наградил его гневным взглядом. На языке Внешних островов, с ужасным акцентом я проговорил:
– Спутник принца не желает спешить. Я же служу ему, а не тебе.
Я увидел смущение и неуверенность на лице нашего проводника, решившего, что он оскорбил кого-то, кто обладает высоким статусом. После этого он несколько вежливее проводил нас вверх на два крутых лестничных пролета в комнату, из которой открывался вид на город и гавань. К этому времени он успел мне смертельно надоесть, вдобавок я понял, что он всего лишь слуга какого-нибудь мелкого военачальника из клана кабана. И потому, как только мы вошли внутрь, я знаком показал, что он свободен, и закрыл дверь, оставив старика стоять в коридоре.
Я усадил Олуха на кровать и быстро оглядел комнату. Из нее вела дверь в другое, более роскошное помещение. По-видимому, нас поместили в комнату для прислуги, примыкавшую к покоям принца. Кровать оказалась вполне приличной, а мебель достаточно простой, но после каморки, отведенной Олуху на корабле, непритязательная комната представлялась мне королевским дворцом.
– Посиди здесь, – сказал я Олуху. – Только не спи.
– Где мы? Я хочу домой, – пробормотал он.
Пропустив его слова мимо ушей, я прошел в комнату принца. Там я взял кувшин с водой, тазик и полотенце. На столе я заметил тарелку с едой. Я не имел ни малейшего представления о том, что это такое, но все-таки взял несколько кусочков чего-то темного и липкого и маслянистое «пирожное», посыпанное какими-то семечками. Кроме того, я прихватил с собой бутылку, решив, что в ней вино, и стакан.
Олух повалился на кровать, и я с трудом снова его посадил. Несмотря на стоны и протесты, я заставил его вымыть лицо и руки, жалея, что у меня нет лоханки побольше, чтобы засунуть его туда целиком и как следует отмыть, потому что от него невыносимо пахло болезнью. Затем я заставил его немного поесть и выпить стакан вина. Один раз Олух попытался сразиться со мной при помощи Скилла, но попытка получилась слабой и какой-то детской и даже не добралась до моих стен. Я стянул с него тунику и сапоги и уложил в постель.
– Комната все равно качается, – капризно заявил он, закрыл глаза и больше не шевелился.
Через минуту-другую Олух тяжело вздохнул, вытянулся на кровати и заснул по-настоящему. Я закрыл глаза и осторожно, на цыпочках, пробрался в его сон. Котенок, превратившись в крошечный меховой шарик, спал на вышитой подушке. Он чувствовал себя в полной безопасности. Я открыл глаза и понял, что смертельно устал и готов уснуть прямо на полу.
Я не стал этого