Из Парижа в Бразилию по суше. Луи Буссенар
со свистом, вздымалась и опускалась их грудь с резко выступавшими ребрами и иссиня-бледной кожей. Сморенные длительным переходом, одурманенные испарениями, они за редким исключением забылись тяжелым сном, так похожим на беспамятство. Тяжелое дыхание и стоны сливались воедино в зловещем агонизирующем концерте.
Свинцового цвета лица с запавшими глазами, ввалившимися щеками. Огромное скопление тощих как скелеты тел с кровоточащими ранами и железными оковами, от которых, пребывая в кошмарном сне, пытаются инстинктивно освободиться несчастные…
– Где мы?.. Кто вы? – забыв, что он в России, спросил Жак по-французски, увидев склоненное над ним симпатичное лицо старосты, смотревшего на арестанта с грустью во взоре. – Я хочу выйти! Как не поймете вы, что я умираю! Помогите кто-нибудь!
В ответ – лишь кандальный звон и жалобные стенания.
– Тише, браток, тише! – так же по-французски проговорил ласково староста. – Пожалейте тех, кого мучает боль! Пожалейте и тех тоже, что просто спят!
Жюльен – более крепкий и не столь впечатлительный, как Жак, – сумел овладеть собой и, стараясь не обращать внимания на зловоние, обратился к старику, чье аскетичное лицо выражало глубокое сострадание, с тем же вопросом, что и Жак:
– Кто вы?
– Такой же ссыльный, как и вы, дорогие мои ребятки. Впрочем, хуже, чем ссыльный: я – каторжник…
– Мы ведь с другом не русские, а французы, – произнес Жюльен, пытаясь унять дрожь в голосе. – И вдруг нас арестовывают без всяких на то оснований. Мы не знаем ни ваших порядков, ни ваших законов. И не участвовали ни в каком заговоре. Так что оказались попросту жертвами чудовищного недоразумения: офицер, приказавший бросить нас сюда, полагает, будто мы – русские студенты, члены кружка нигилистов.
– Тише! Пожалейте тех, кого мучает боль!
– Из томской тюрьмы сбежали два молодых человека – Богданов и Битжинский, приговоренные московским судом к каторжным работам, – сказал, собравшись с силами, Жак. – Я понял во время допроса: этот палач-офицер собирается наградить нас не только их именами, но и тем тюремным сроком, к которому приговорили этих бедняг. Поверьте нам, месье! Даем вам честное слово!
– Верю вам, ребятки! – мягко произнес староста. – И глубоко огорчен этой вольной или невольной ошибкой.
– Вы сказали – вольной или невольной?
– Да, именно так. По-видимому, у негодяя свой расчет. Понимаете, начальник колонны, получив определенное число ссыльнокаторжных, отвечает за каждого из них. Если кто-то умер в пути, то составляется протокол, в котором по всем правилам фиксируется смерть. Ну а в случае побега вина за это ложится в той или иной мере на начальника конвоя, которого непременно ждет наказание: выговор или задержка в продвижении по службе. Среди конвоиров встречаются и неплохие ребята – такие, что не стали бы прятаться от наказания. Но капитан Еменов не из них. Он попытается любыми правдами и неправдами арестовать первого встречного