Алийское зеркало. Кира Измайлова
почти все пирожки к тому времени, как дети наигрались и кинулись к нам. Я уже и не пыталась отбиваться от волчат, лезущих ко мне на колени, и не думала отпихивать Ири, бросившуюся к волчице.
– Это она, мам! – радостно сказала дочка, обняв ее за шею. Волчица ласково лизнула ее в ухо. – Когда я от того дяденьки пряталась в овраге, она пришла и сидела рядом, пока он не ушел. А ее муж увел собак за собой! У него собаки были, я разве не говорила? Наверно, охотиться ехал.
– Не говорила… А куда он делся? – зачем-то спросила я. – Волк, не дяденька.
– Не вернулся, – помолчав, ответила Ири. – Видишь, какая она худая? Охотиться некому, она одна осталась.
Я переглянулась с волчицей, она устало прикрыла глаза. Кажется, мы понимали друг друга.
– Так мы идем к бабушке?
– Да нет уж, пожалуй, – вздохнула я, взглянув на ее перепачканное платье. – Вернемся обратно. В другой раз сходим.
– А и ладно! Зато я их повидала! – весело сказала Ири и снова сгребла в охапку подвернувшихся волчат. – Знаешь, какие они маленькие были смешные? Во-от такусенькие, пушистые, клубочки-колобочки!
– А ты откуда знаешь? – нахмурилась я.
Волчица снова ухмыльнулась во всю пасть.
– Ну… я когда к бабушке шла, всегда сюда сворачивала, – повинилась Ири. – Посмотреть, как они. И приносила что-нибудь, а то рано-то по весне совсем голодно, дичь тощая, да и много ли в одиночку наловишь тех зайцев?
– Вот и воспитывай ее! – сказала я волчице. – Спасибо, что не закусила ею. Она одна у меня.
Та только фыркнула, смешно сморщив черный нос, и встала. Волчата мигом подкатились к ней, а когда мать потрусила в лес, пристроились след в след, как взрослые.
– Чего я еще о тебе не знаю? – спросила я Ири, когда она отряхнула подол и выпрямилась.
– Ну… ты же не разрешила бы мне ходить к волкам, – серьезно сказала она, подумала и добавила: – И лосей угощать. Они соленые ржаные сухари любят. А маленькие лосята тоже ужасно смешные! Ноги – во‑от такущие!
– Лоси – еще куда ни шло, – тяжело вздохнула я. – Но…
– А к медведю я не ходила, – поспешно заверила Ири. – То есть, конечно, я его знаю, но так… иногда вижу, когда через малинник летом иду, зимой-то он спит. Ну так я здороваюсь да прохожу скоренько… Хотя…
– Что? – спросила я, понимая, что сейчас сойду с ума.
– Да нет, ничего, – сказала она, посопела и созналась: – Бабушкино варенье в прошлом году… Я тебе сказала, что горшочек разбила, а на самом деле ему отдала. Он сластена такой, унюхал и привязался – угости да угости… Ты не злишься, мам?
– Нет, я просто в ужасе, – честно ответила я. Рука еще помнила прикосновение волчьего носа. – Идем домой.
– Правда не злишься? – допытывалась Ири. – Мам, ну он очень просил, я и дала попробовать… А ему тот горшочек – два раза лизнуть. Вот. Мама? Ты что?
– Ничего, – покачала я головой и утерла глаза. – Я не буду сердиться, ты только говори мне, что делаешь и куда идешь, а то… где тебя искать-то, случись что?
– Звери