Бабодурское (сборник). Ляля Брынза
Царьграда. Длиннющая бесформенная юбка, аналогичной безобразности кофтейка с растянутыми рукавами и платок. Ох уж мне этот платок – платочек. Он был то лиловым в желтых разводах, то синим с золотом, то совсем ромашково-простеньким. Он туго завязывался под подбородком и надвигался на узкий лоб. Иногда его стягивали на плечи, и тогда густые каштановые волны ликовали, подтверждая истину, что Аллах – мудр, и что, обделив в одном, в другом воздает обычно с лихвой.
Так мы и дружили. Молчаливо, нелепо, странно. По-моему, Айфер от меня шалела. Умение мое писать, читать, стучать по клавишам и красить губы повергало ее в трепет. А туалетный столик являлся средоточием грехов и соблазнов. Иногда, думая, что я не замечаю, она открывала крышечки кремов и разных дамских прибамбасов и нюхала. Нет! Попробовать все это великолепие Айфер не смела – но поглазеть – пощупать! Я заходила в ванную, возвращала баночки и флакончики на положенное место и пожимала плечами. Восток…
Поскольку родители Айфер были людьми серьезными, во всех отношениях правильными и глубоко верующими, судьбы своих дочерей (а было их всего пять) планировались жестко. Три (максимум четыре) класса школы, курсы Корана при ближайшей мечети, брак. Все как положено. Однако прежде чем отдать дочечку в надежные руки супруга, следовало ее обучить необходимым штучкам. Под штучками родители Айфер подразумевали уборку, глажку, готовку, вязание, вышивание, шитье и все то, к чему современная русская женщина склонностей не питает. Подобное обучение частично проходило в семье, а частично в «дневной школе» для девушек, куда Айфер ходила два раза в неделю, сопровождаемая сестрами и матушкой. Из школы она возвращалась ближе к вечеру, обогащенная новым методом верчения долмы или супер-модным способом вышивания гладью. Все бы так и текло-перетекало: гладко, неспешно, туманно… Но…
Но у Айфер имелась я, а у меня имелся туалетный столик. А еще Айфер была юна (нет, по меркам нашего квартала она, разумеется, «засиделась»… уже двадцать лет…). Айфер была очень юна.
Как так вышло, уже не помню. Но в один из вторников она направилась в свою дурацкую «кружевную школу» одна. Не то матушка приболела, не то сестренки в деревню уехали. Короче, нацепив пониже свой платок и напялив длинный плащ омерзительного горчичного цвета, Айфер спускалась по извилистым улочкам вниз. (Надо сказать, жили мы на холме, и, чтобы дойти до «культурных достопримечательностей» района, приходилось порядком попотеть, а уж обратно… Бррр! Не напоминайте!) Так вот, шла она, шла и возле бакалейной лавчонки, что на углу, умудрилась зацепиться ботиком за какую-то железяку. Чуть не навернулась, притормозила, чтобы шнурок завязать, а когда распрямилась – увидела его. Он расставлял банки с пепси-колой на уличном лотке и был неимоверно красив. Так рассказывала Айфер. Я потом специально ходила в этот магазинчик, и ничего похожего не обнаружила. Ну и ладно…
И вот этот неимоверный красавец ей улыбнулся. Именно ей. Глядя в глаза. Улыбнулся! Ей! Можете себе представить? Ясное дело,