Не называя имен. Стейси Тисдейл
-line/>
Тихонько закрыв за собой дверь, стараюсь еще тише ступать на пол, чтобы не разбудить спящих домочадцев. Не думаю, что маме с папой понравится видеть свою дочь посреди комнаты в куртке, а не в пижаме. На носочках медленно пробираюсь к лестнице, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы послушать, не проснулся ли случайно кто. Осторожно ставлю ногу на первую ступеньку, и раздается неприятный скрип, разрывающий тишину будто бы взрыв бомбы. «Нет, нет, нет,» – молится внутренний голос, глаза непроизвольно зажмуриваются, и тело застывает в ожидании чего-то очень страшного. Но ничего не происходит, ни через две секунды, ни через тридцать секунд, поэтому мой путь наверх продолжается. Минута, и я стою на втором этаже, думая над тем, как проскользнуть в свою спальню мимо родительской. Папа всегда очень чувствителен, и даже чей-нибудь шумный вздох может разбудить его, повлеча за неминуемую катастрофу. «Еще тише, Теа, вот так… Тише…» Последний метр, и я стою возле двери своей комнаты, радуясь, что осталась незамеченной и снова смогла это сделать. Вообще, такая схема действий для меня не новая. Я проворачиваю её уже второй год, и еще ни разу не попалась.
Облегченно выдохнув, вхожу в комнату, бросая на стул кофту. Слившийся с тьмой Шедар поднимает голову и смотрит на меня блестящими игрушечными глазами.
– Привет, – машу рукой псу, и тот снова кладет голову на кровать, будто бы ему перестало быть интересным происходящее. Конечно, он привык, что хозяйка исчезает на пару часов почти каждую ночь.
Повседневная одежда сменяется на пижаму. Распустив волосы, пальцами массирую кожу головы, краем глаза поглядывая на себя в зеркало. Я не думала, что так устала, пока не присела на кровать. Тело обмякло и веки стали невыносимо тяжелыми, чтобы еще хоть минуту держать их открытыми. Голова касается подушки, и сон действует незамедлительно, заключая меня в свои объятия.
Играющее по утрам радио на кухне официально причислено к тем вещам, которые не меняются. Даже если мир сию же минуту рухнет, радио все равно будет играть. Мама готовит тосты, параллельно стараясь выгладить папину рубашку, пока сам папа пьет свой слишком сладкий чай и ищет ключи от автомобиля. Вокруг итак достаточно шума, а радио все никак не умолкнет, донося до мира сего какую-то старую песню восьмидесятых.
Я медленно спускаюсь по лестнице, сонно зевая и пытаясь распутать пальцами образовавшееся на голове гнездо из волос; сзади плетется Шедар, неуклюже перебирая лапами ступеньки и вертя хвостом. От одной мысли о предстоящем дне хочется пойти обратно в комнату, лечь на кровать и зарыться в одеяло, пролежав сутки напролет таким образом.
– Доброе утро, – пробегает мимо мама, успевая задеть губами мою исполосованную от подушки щеку. Она несется к тостеру, вытаскивая из него поджаренные ломтики хлеба и заталкивая новые.
– Доброе, мамуль.
– Привет, – а вот и папа торопливо застегивает на ходу рубашку.
– Привет, пап. Опять опаздываешь?
– Я никогда не опаздываю! Это все они приходят слишком рано. Всем пока! – кричит он с порога и исчезает за входной дверью.
– Теа, садись завтракать быстрее. Сегодня отвезу тебя в школу пораньше. У меня есть ещё дела до работы.
Мама поднимается наверх, а я сажусь завтракать. Нет, конечно же, нет. Я не сяду завтракать до тех пор, пока один хитрый толстый лабрадор не получит полную миску корма. А до тех пор он будет путаться в ногах и лаять. Поэтому первым делом наполняется миска Шедара, и только потом на моей тарелке появляется пара остывающих тостов.
Перед старшей школой Ричмонд-Хилл потоки учеников беспрерывно делятся на большие и маленькие группы, обменивались приветствиями и последними настоящими и выдуманными новостями, а есть и те, кто просто в одиночку спешит к дверям учебного заведения, чтобы первым влететь в кабинет и занять самое лучшее место в классе. Всё кишит, все суетятся, как муравьи в муравейнике, и ни за кем невозможно уследить. Жизнь вокруг неизменно кипит, как и каждый божий день, создавая вокруг какофонию из топота и разномастных голосов.
Сидя на переднем сиденье, догрызаю кислое яблоко, в это же время, рассматривая среди нескольких сотен лиц два самых знакомых, своих подруг – Холли и Арию. Мамина скулящая тормозами машина останавливается перед школьным двором, становясь между стареньким «коделаком» и чьим-то красным скутером.
– Увидимся вечером, – лепечет мама, целуя меня в лоб.
– Пока, – машу ей рукой и выхожу из машины, попадая под слепящие лучи канадского солнца.
На школьном крыльце, среди снующих парней и девушек, над чем-то смеются те самые выделяющиеся из толпы подруги, согнувшись в три погибели от хохота.
– Привет, девчонки, – подхожу к каждой и обнимаю. – Над чем смеетесь?
Холли тычет мне в лицо телефоном.
– Вчера вечером слили.
На дисплее высвечивается фотография длинноволосого байкера: куртка расстегнута, открывая взору обвисшее голое тело, узкие штаны, с красной банданой на лысой голове и татуировкой