Глобус Билла. Первая книга. Почти человек. Александра Нюренберг
не полагалось – народ Нибиру, говорящий на неисчислимом множестве языков, един. Но возле Спутника государственный картограф поместил пиктограмму из двух фигурок – одна с кнутом, одна с поднятыми руками и пара скрещённых линий.
– Узнаёшь? – Подмигивая, спросил отец. – Я тебя по этой картинке учил, что такое целостность монархии.
Билл замолчал.
«Узнаю», – хотел сказать он, и вот уже щедрые губы его дрогнули, но звука из них не излетело.
Странно, зачем писать, что страна – независимая, хотя в Большом Квадрате до Звёздного Разрыва на юге, Великой Воронки на севере и аж до самого хорошо просматривающегося раз в сто ярролет горизонта Вселенной – нет вообще никаких стран? Висят, тысяча извинений за тавтологию, независимые и совершенно непригодные ни для чего, планеты.
Нибиру – единственный очаг разума в мире живых. Так написано везде – от газет до заборов, стилистика только в отличку. Разумеется, был ещё Спутник – но только до того, как он объявил о своей независимости от Нибиру.
Потом появилась Э… номер седьмая, и очагов стало два. Если раньше нибирийцев было принято называть Великая Раса, то теперь во избежание всяких мучений с правозащитниками, стали говорить – Две Великие Расы.
Потом, когда колония превратилась в призрак, во вздох облегчения, а говорящие человечки… простите, Вторая Великая Раса почти абсолютно растворила свою генетическую информацию в мощном потоке родословной реки Нибиру, Родина снова благополучно осталась единственным футбольным мячом Абу-Решита.
Отец тронул дужкой очков обозначенную девятью белыми точками тропу в юго-восточном направлении. Двойная тень от раскрывшихся дужек увенчала северный полюс Родины.
Вытершиеся точки засветились дульцами сигарет и приблизились, повзрослев до полицейских фонариков. Старая бумага наплывами налилась живым синеватым светом. Звёзды запульсировали, и одна послала такой длинный косой луч, что зажгла даже отцовское стеклышко.
Карта неба оживала медленно, изредка погасая и снова с усилием выталкивая снопы света. Наконец, открылось глубокое трёхмерное окно, и в нём сразу началось движение. Спутник, на котором что-то пыхнуло, вероятно, метеор, пробил остатки атмосферы, – снова почернел.
Поплыли девять точек, и, когда отец ткнул сильнее, карта чуть развернулась с поехавшим аквариумом приручённой тьмы, и оба увидели еле горящие окна в Башнях. В этом не было ничего удивительного – иногда срабатывали остатки синергии, цепь замыкалась, окошко засвечивал домовой. Билл молчком – на отца. Тот, не разжимая посерьёзневших губ, мотнул рогатыми очками – мол, не отвлекайся.
Билл так и сделал, уткнувшись взглядом в окно, где звёздные потоки струились, незаметно и неуклонно устремляясь за горизонт.
В конце Большой Аллеи возле слишком разгоревшейся в глубине карты маленькой Звезды – между голубой Незнакомкой и красным Привалом – катался неповторимого цвета шарик.
Самые