В общем, все умерли. Рассказы. Себастьян

      Лиде было восемь лет, когда мама ушла от папы к Валентину. Лида навсегда запомнила, как они уходили. Мама собирала вещи под пьяные папины крики. Трельяж валялся в коридоре, беспомощно задрав ножки. Из-под него торчало искореженное тело первого Лидиного дезодоранта, подаренного папой всего неделю назад. Лида плакала и упрашивала маму взять с собой дезодорант и кота. Мама тоже плакала и шепотом умоляла Лиду молчать. Было страшно, потому что боялась мама. Лида шепотом спросила, не взорвется ли дезодорант. Она помнила, что с ним нужно было обращаться осторожно, а теперь вот… Но мама рассердилась, потому что Лида боялась неправильно, не того. И Лида поняла, что страшное исходит от папы.

      Мама всё кидала и кидала какие-то тряпки в широко разинутые рты сумок. Наконец прокралась к двери, ведущей в коридор, короткими перебежками приблизилась к убитому трельяжу и выдернула из-под него мятый дезодорант. Из-за закрытой двери гостиной доносились пьяные всхлипы. Мама сунула одну сумку Лиде, остальные подхватила сама – и они ушли. Кота не взяли.

      Потом потянулись долгие дни жизни у бабушки. Валентин приходил каждый день и приносил Лиде подарки: мороженое и шоколад. Лида их принимала, но не благодарила. И ела, чувствуя, как предает папу. Чтобы хоть как-то доказать свою верность ему, она грубила Валентину, но тот только смеялся в ответ. Он был неприятный тип, этот Валентин. Мамин студент, слишком старый для того, чтобы быть настоящим студентом. Ему было лет двадцать пять. Но для мамы он был слишком молодым, Лида отказывалась его принимать. И мама всё чаще встречалась в Валентином вне бабушкиной квартиры.

      Папа приходил в первые дни. Он нажимал на кнопку звонка и не отпускал. Звон сводил с ума, но мама запрещала Лиде и бабушке подходить к двери. Иногда папа отпускал кнопку и говорил. То звал маму, то Лиду. А один раз писклявым голосом сообщил маме, что дал коту свежего мяса, много мяса. Лида не понимала, почему папа так пищит. Уже потом, будучи взрослой, она поняла. И поняла, что мама ему почти поверила, потому что папа всю жизнь себя резал. Но резал аккуратно, прикрываясь здравым смыслом. Он просто делал сам себе операции при помощи лезвия и водки: удалял нарывы, вскрывал малейшую царапину, «чтобы не загноилась». И мама, разумеется, верила, что он может отрезать себе и нечто большее.

      Но в тот раз папа наврал. А бабушка не выдержала, вышла и поговорила с ним. И папа перестал приходить.

      Лида же всё это время вышивала. Она нашла у бабушки обрезки ткани персикового цвета и тонкие темно-зеленые шерстяные нитки. Пока мир вокруг рушился, Лида нарисовала на неровном персиковом четырехугольнике листик винограда и медленно, неуверенно закрашивала его гладью. Никто не учил ее вышивать, в школе этого еще не проходили, поэтому Лида действовала инстинктивно.

      Когда первая половина листика была почти готова, Валентин закатал беспомощную Лиду в одеяло. Она отбивалась и кричала, но дома