Туве Янссон: Работай и люби. Туула Карьялайнен
столько, пока хватало сил в нее верить. Неизвестность и страх выразились в рисунке, помещенном на обложке одного из номеров журнала от 1944 года: ярко-красный вопросительный знак поверх черной погнутой колючей проволоки.
Несмотря на то что рисовать политические карикатуры было делом нелегким, требовавшим упорного труда, для Туве рисунки в журнале были жизненно важной отдушиной, через которую она могла выплеснуть накопившиеся агрессию и страх. Для читателей журнала эти карикатуры становились своеобразным каналом, через который можно было излить собственную тревогу. Ближний круг Туве состоял из политически активных личностей, что, в свою очередь, поощряло ее идти вразрез с доминирующим общественным мнением и не впадать в чрезмерную осторожность, порождаемую страхом за свою жизнь. Если угодно, Туве был чужд инстинкт самосохранения.
Краски для злого мира
Война затронула все, чем Туве занималась и что считала важным. И тем не менее, война не повлияла кардинально на ее выбор сюжетов для работ; не слишком заметно отразилась она и в творчестве многих других ее финских художников-современников. Правда, на нескольких картинах Туве все же изобразила бомбоубежище, в котором безликие, испуганные люди прячутся от воздушного налета. Зрители тоже оказываются погруженными в царящую в полутемном помещении давящую атмосферу. Туве сумела передать обыденность войны так, как это может сделать лишь человек, на себе испытавший все тяготы, страх и отчаяние воздушных налетов.
Ангел мира над землей, растерзанной войной. Рисунок в журнале «Гарм», 1943
Однако основную часть работ Туве, написанных в это время, составляют натюрморты, на которых, словно в противовес висевшим в воздухе унынию и серости, изображены прекрасные, яркие и жизнерадостные цветы. Была ли это попытка побега от невыносимой реальности или же минутное забытье, отдых посреди цветов и красок? Скорее всего, и то и другое.
Туве, как она в течение многих лет признавалась в письмах, любила всевозможную пышность и блеск. Цветы предоставляли отличную возможность запечатлеть эту пышность на холсте. Она рисовала цветы по отдельности, как часть натюрмортов, целые моря цветов или одиночные бутоны, вписанные в портреты, рисовала прилежно и с энтузиазмом. Люди охотно покупали цветочные натюрморты, и Туве их не менее охотно продавала. В 1941 году была даже организована выставка, посвященная целиком и полностью цветочным натюрмортам, в которой Туве участвовала с уже упоминавшейся картиной «Голубой гиацинт». Сигрид Шауман написала вдохновленный отзыв на эту работу Туве, рассматривая гиацинт как символ надежды, а не как обычный цветок. В особенности она обратила внимание на тонкую палитру оттенков. Голубой цветок был окружен чистым холодным синим светом, который лился из распахнутого окна. Мельчайшие нюансы зачастую отражали чувства самой Туве. Когда ее личная жизнь катилась под откос, она писала Еве Кониковой, что начала рисовать белую орхидею, безжизненную с ее словно навощенными