Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком. 1826—1866 гг.. О. Ю. Абакумов
задержания чиновника были известны в обществе и породили слухи о доносчике, мстящем корыстолюбивым чиновникам. 14 сентября 1826 г. М.Я. фон Фок писал А. Х. Бенкендорфу о петербургских разговорах: «Подсудимые не имеют за себя никаких шансов, особенно если это правда, что донесший на Спасского тот же самый, который донес и на Дьякова, то есть некий Бачишкарев, настоящая ядовитая гадина; страшно безнравственный сам, он тем опаснее для людей не совсем чистых, что, кажется, задался целью вывести всех их на чистую воду, так что приверженцы бюрократии не имеют врага более опасного и более способного разоблачить их тайны, – как этот господин»[296].
Страх разоблачения явно демонизировал фигуру Бочечкарова. История же преступления такова: статс-секретарю Комиссии прошений Кикину поступила жалоба коллежского асессора Бочечкарова на коллежского советника Дьякова, который требовал у просителя 1000 руб. за ускорение хода дела. Комиссия выдала заявителю 500 руб., переписав номера ассигнаций. При выходе со службы Дьяков был арестован, ассигнации с переписанными номерами найдены у него в кармане. Петербургская уголовная палата приговорила его к каторжным работам, с этим решением согласились и санкт-петербургский генерал-губернатор и Правительствующий сенат. Прошения Дьякова и его жены о смягчении наказания были переданы на рассмотрение Государственного совета[297].
При обсуждении дела в департаменте гражданских и духовных дел Н. С. Мордвинов указал на то, что передача денег проводилась без свидетелей и Дьяков утверждал, что деньги были даны ему взаймы. Н. С. Мордвинов демонстрировал свое ораторское искусство: «Закон […] повелевает, дабы в уголовных судах обвинения были столь ясны, как свет солнца, и чтобы в оных словам подсудимого даваемо было больше веры, нежели словам доносителя или обвинителя»[298]. По закону для безошибочного разрешения дела надо иметь либо собственное признание обвиняемого, либо ясные, не подлежащие сомнению доказательства. Как же поступить в этом случае? «Сохранить ли предпочтительно силу законов или, дав веру словам доносителя, подвергнуть подсудимого каторжной работе?» – обращался 18 октября 1826 г. Н. С. Мордвинов к членам Общего собрания Государственного совета[299]. В итоге Совет поддержал решение департамента: Дьякова, «исключив из службы, впредь, яко подозрительного, ни к каким делам не определять»[300].
Дебаты в Государственном совете выявили правовую коллизию и существенно затруднили показательное преследование взяточников. Решительные намерения правительственных кругов по искоренению взяточничества, поддержанные общественным мнением, не привели к назидательным результатам справедливого возмездия над преступившими закон лицами. Попытка сурового преследования взяточников закончилась фактически публичным (в Государственном совете!) оправданием их действий. Более чем мягкий приговор должен был разочаровать сторонников показательного возмездия. В результате защита лихоимцев по нормам права воспринималась
Петербургское общество при восшествии на престол императора Николая. По донесениям М. М. Фока – А. Х. Бенкендорфу // Русская старина. 1881. № 11. С. 536.
Архив графов Мордвиновых. Т. 8. С. 55.
Там же. С. 56.
Там же. С. 57.
Там же. С. 56.