Ингвар и Ольха. Юрий Никитин
глаза выцвели от старости.
Ингвар бросил озадаченно:
– Эй, ответствуй! Куда везешь таких немощных? Они не годны на сборе ягод, там и малец уморится. Им и сучья собирать трудно. Аль бортничать? Но их пчелы забьют.
Парень смотрел исподлобья:
– Воевода, мы дань платим исправно. Чего тебе еще?
– Да я просто любопытствую.
– Мы дань платим, – повторил парень упрямо. – А в наши обычаи тебе лезть незачем. Там не будет прибыли.
В его словах прозвучала затаенная угроза. Ингвар чуть подал коня вперед, тот напер на парня грудью. Да, с чужими богами лучше не спорить. Прибыли не будет, а беду накликать легко.
– Я просто любопытствую, – повторил он сухо. – Ты можешь везти их дальше. Но почему, если я все верно понял, не дождался зимы? Сейчас корму хватит на всех.
– Они так захотели, – объяснил парень. – Летом в эту пору повстречались, в эту пору и хотят уйти. Вместе, как и жили.
Он наклонился, подхватил оглобли. Ингвар молча смотрел, как уперся в землю ногами, двуколка потащилась дальше, скрылась за деревьями. Старики молча смотрели только друг на друга.
Ингвар зло хлестнул коня. Тот взыграл, несправедливо обиженный. Кожа на скулах Ингвара натянулась, желваки заиграли. Процедил у Ольхи над ухом с ненавистью:
– Проклятая земля! Проклятый народ!
Ольха проводила долгим взглядом стариков. Те и сейчас смотрели друг на друга любяще, неотрывно. Не знают, встретятся ли еще в другой жизни, где окажутся: в вирии или в подземном мире Ящера, удастся ли снова быть вместе, и потому вбирают взглядами друг друга всецело.
Дурак этот воевода русов, подумала она неприязненно. В зимнюю бескормицу, когда из сусеков выметают последние крохи, почти в каждой веси стариков сажают на санки, везут в лес и оставляют там на растерзание диким зверям. Это правильный обычай, чтобы выжили молодые. Иначе хлеба может не хватить детям, а без них погибнет род, погибнет и племя. Старики сами напоминают взрослым детям, чтобы те отвезли их в лес. А те еще оттягивают разлуку, пока совсем не становится голодно, хоть щепки грызи!
Кони шли ровным неспешным галопом. Ингвар молчал, всадники скакали молча. Измученная, она чувствовала, как ее тело расслабляется, теряет власть. Несколько раз заставляла себя держаться, не спать, нельзя выказывать слабость перед врагом, лютым врагом, самым худшим из них – кровавым псом Ингваром…
Ингвар чувствовал, как ее твердое как камень тело становится мягче. Она расслабилась, уже засыпая, вздохнула горестно и поерзала в его руках, устраиваясь поудобнее.
Ветерок трепал ее золотые волосы, они щекотали ему лицо. Знакомый запах душистого сена и терновника наполнял ему ноздри. Во сне злое выражение ушло с ее нахмуренного лица. Брови удивленно поднялись, пухлые губы чуть раздвинулись, обнажая ровные белые зубы. Ресницы были длинные, пушистые, загнутые, скулы гордо приподняты. Однако чистое невинное лицо было настолько беззащитным, что у него остановилось сердце.
Проклятая жизнь,