Витражи. Виталий Черников
не понял Михей.
– Джибута. Ты спросил, как мое имя.
– Вот оно как. Джибута, – Михей произнес незнакомое имя, прислушался к звуку. – Не из наших, значит, будешь?
– Верно. Не из ваших. Только не обо мне речь. – Он быстро, исподлобья глянул на Михея, как черными молниями стрельнул.
– А если нет у твоих детей Дара? Что тогда? – Кудесник достал с полки глиняную кружку, нацедил молока. Михей не нашелся, что ответить, насупился, глядя на руки кудесника. Хорошие руки, работящие.
– Хочешь о своем Даре узнать? – Кудесник Джибута смотрел ему в глаза. Михей не выдержал, засопел, отвел взгляд.
– Нет. Чего теперь уже… что было, прошло.
– Верно говоришь. – Кудесник покачал головой, будто сомневаясь в чем-то. Помолчал. Молчал и отец.
– Хорошо, Михей. Испытаю твоих. Но зря не надейся. Давай, зови в дом. Младшей, вот, молока дай, пока парное.
Михей кивнул, взял кружку. В дверях обернулся.
– Сколько ж возьмешь, Джибута?
– За эту работу – ничего не возьму. За нее не беру. – Кудесник недобро усмехнулся.
– Как скажешь.
Дети по одному зашли в дом. Первым – Руста. Плечи расправил, руки напряжены. Ничего, дескать, не боюсь. Чего мне бояться. Попытался смотреть в глаза кудеснику – куда там. Ночь в глазах кудесника. Беспросветная, безлунная. За ним шмыгнул Ланька, быстро ощупал горницу голубыми глазами, вздохнул. И тут ничего волшебного… Последней, мелкими шажками, Санька. В одной руке – кружка, на другой – Пусёк висит, под передние лапы схваченный, к животу прижатый. Под носом у Саньки – молочные усы.
– Дедуска кудесник, можно я котику молочка в блюдечко отолью? – с порога спросила Санька, кокетничая.
Кудесник улыбнулся, как лучик по речному льду блеснул. Достал с полки блюдце, поставил в уголок.
– Как зовут твоего кота, барышня?
– Я не «барысня». Я – Санька. А он – Пусёк. – Санька присела на корточки, подтолкнула взъерошенного кота к блюдцу. Пусёк потерял интерес к окружающему, засопел, зачмокал.
Отец сидел на лавке, положив руки на колени, глядел, не отрываясь, на детей, словно прощался.
– Что ж, Санька. С тебя и начнем. Иди сюда. – Кудесник поманил ее пальцем. Санька засмущалась, оглянулась на отца. Отец коротко кивнул. Санька спрятала ручонки за спину, подошла. Кудесник простер над девочкой руки. Ланьке стало не по себе. Что-то происходило в горнице. Или это на дворе стало смеркаться? Ланька чувствовал, как комната заполняется чем-то тягучим. Все вокруг утратило четкость очертаний. Все, кроме кудесника и Саньки. Руста тоже почувствовал, дернулся, но остался сидеть, только кулаки сжал – костяшки побелели. Все звуки пропали. Из рук кудесника полился на Саньку снежно-искристый туман, завихрился вокруг. Девчушка звонко засмеялась, и Ланька сразу успокоился, почувствовал – все хорошо, все так и должно быть. Искорки сверкали, сталкивались, как будто танцевали, и Ланьке даже почудился тихий переливчатый звон. Санька завороженно стояла посреди сверкающей метели, отблески искр сияли в голубых глазах. Ланька