Прачечный комбинат «Сказка в Железноводске». Николай Витем
– сказывается накопленная усталость. Люди адаптировались к стуже, на мороз не обращают внимание. Как сказал Юра:
– Мы на мороз «пилюём».
Работа закрутила в тугой узел тело и мысли. Ни о чём не хочется думать. Нет, враньё. Одна мысль живёт – скорее бы закончилась смена. Домой, домой, в тепло, к горячим жидким щам. Жизнь станет просто замечательной, если щи будут заправлены мясом. Да разве отец допустит такую роскошь. Детям запрещено лезть в миску раньше отца. Первые ложки густых щей – его, кусок мяса в щах – его.
Помотав ложкой в щах, и не найдя больше ничего ценного, отец дозволяет детям приступать к еде. Детям разрешено искать в юшке несуществующее. Проще найти чёрную кошку в тёмной комнате, чем кусок мяса в пустых щах.
Больше чем в мясе, Костя нуждается в отдыхе под ватным одеялом, сшитым матерью из цветных лоскутков!
К очищенной стрелке подошел железнодорожник. Перевел стрелку на другой путь. Похвалил:
– Молодцы, ребята, славно потрудились. Легко остряк переводится, спасибо!
Значительно позже Костя за свой труд будет получать много различных благодарностей и устных и письменных и даже медаль, но эта благодарность, сказанная простым стрелочником, у него первая в жизни и потому самая дорогая, запоминающаяся.
Следующий день ничем не отличался от первого.
То есть, совсем Константин Иванович заврался, конечно, отличается! Утро. Нет сил поднять тело с нар, сбитых из грубых досок, по версии Ивана Михайловича – лучшая детская постель. Тело болит, с надрывом кричит: «Ну, её к чёрту эту работу»! Хоть бы кто-нибудь нехорошо помянул упёртый Мороз, и простуженный свист паровозов… Но не находится в доме желающих!
Сёстры и братья дрыхнут. А Косте вставать!
Не хочется вставать. Не хочется никуда идти. Сил нет вставать. Сил нет идти.
Поднял с постели окрик «любимого» отца:
– Ты встанешь, там-там-та-ра-рам, или арапника дать?
После утреннего музыкального мата Косте бы в ответ заорать: «Пощадите, пожалейте! Сироту, меня согрейте… Посмотрите, ноги мои босы»… Нет, не босые, а одеревенелые, не годные к работе. На них ступать страшно. Заранее посылают сигнал, что будет больно.
Ради примера попробуй, заори!
– Костя, вставай! – шепчет мать. – Папка за ремнём пошёл…
С трудом поднялся, встал на больные ноги. Затолкал в рот чего-то такого непонятного, положенного на тарелку матерью, пожевал; через силу оделся. С трудом волоча руки и ноги, пошел, подгоняемый морозом, с больными мышцами, повторяя: «Суди его бог», разводя безнадёжно руками – мысленно, мысленно: на деле руки не развести.
Злобный батюшка Мороз, сопровождаемый туманом, продолжает держать «временщиков» за шкирку, испытывая на прочность. На путях такие же огромные кучи шлака. Куч значительно прибавилось. И за ночь снега намело, будто вчера не упирались рогом.
Через пару часов скованность мышц стала проходить. Ноги потихоньку, полегоньку вернулись в нормальное состояние. Руки ещё