Большие и маленькие. Денис Гуцко
не застала. Встретился Юра, с которым она таки позавчера переспала и который решил, что должен теперь держаться с ней, как жених. Побежал, разыскал администратора, начал вспоминать английские слова. А потом экскурсовод Галя – допила свой кислородный коктейль, сказала: «Зачем такой напряг? Билет менять… Завтра и так вылетаем. На похороны по-любому успеваешь. Да и вряд ли поменяют, в сезон-то».
Простояла почти весь вечер на балконе. Тянула абрикосовую ракию из пузатой керамической рюмки, рассматривала отдыхающих – на улице, на пляже. При виде спортивной мужской фигуры напоминала себе – рассеянно: «А Леша умер». Знали бы они, плечистые и вальяжные, такие живые, что вертелось у нее в голове, пока она глазела на них с балкона…
«Сначала вымоют. Специальные люди. Профессионалы. В одноразовых перчатках. Намылят везде, обмоют. Будут переворачивать с боку на бок. Добросовестные намыливают добросовестно, недобросовестные намыливают так себе. В моргах тоже разные люди. Добросовестные и так себе. Оботрут, оденут в костюм. Обязательно в костюм. Не любил костюмы. А приходилось носить на работу – дресс-код. Для похорон тоже дресс-код. Интересно, они переговариваются во время работы – эти люди в морге? Про футбол… может, про сериал… масло в движке пора менять… на переезде снова утром пробка… А голову – моют? Или просто причесывают и – лаком? Если моют, наверное, сушат феном».
Очередной крепыш терялся из виду, она принималась разглядывать проплывающие яхты – сначала белые, потом золотисто-розовые, потом закончилась ракия, и она легла спать.
Рано утром позвонила мама. Раз десять, меняя интонации и междометия, просила извиниться перед Машей и остальными (видимо, забыла имена родственников) за то, что не сможет приехать: «Машенька толком меня не выслушала. А у нас с Вадиком сейчас горячая пора, аврал. Не могу вот так взять и бросить». Третий муж. Большие надежды. Продала квартиру, уехала за мужем в Мытищи. Доживать вместе до старости – в пятьдесят шесть такими вещами не шутят. Совместное предприятие, похоже, способствовало достижению мечты: чтобы качественно класть декоративную штукатурку, говорит Вадим, нужно полное взаимопонимание в бригаде. Трудоголик.
Вряд ли Маша обижалась на мать. Даже в детстве не случалось такого, по крайней мере Люся такого не помнила. Учила младшую: «Просто мама устраивает свою жизнь. Ну и пусть, правда? Ей надо. Ее все равно не изменишь». Люсе было одиннадцать, и каждые выходные, проведенные взаперти, пока мать продвигалась по лабиринтам очередного романа, превращались для нее в обиду неподъемную. А Маша – всего-то на четыре года старше – как-то сразу все поняла и приняла легко, весело даже: ну и пусть, дело-то житейское.
Дело житейское – Люся, хоть и запоздало, но усвоила: мать всю жизнь старается прилепиться к мужчине, и так будет всегда, все остальное, включая дочерей и прочее разное – потом, потом, по возможности. «Я бы приехала. О чем речь. Если бы не этот чертов аврал. Но – никак, ну вот никак. Объясни Машке, ладно, Люсенька?» Она обещала. Все ясно: аврал, а без помощника Вадик как без рук.
А