Россия. Путь к возрождению (сборник). Иван Ильин
он не колеблется – поступает, действует. Он действует так, что сам чувствует себя в этом абсолютно необходимом поступке совершенно свободным; и он в этом не обманывается, ибо совесть есть один из вернейших путей к внутренней, духовной свободе[50]. И в этот единственно возможный поступок свой он вкладывает целиком всю свою душу, он как бы до краёв наполняет этот поступок своим присутствием в нём. Это не есть навязанный ему поступок, предписанный чуждою силою. Нет, это его собственный поступок, которому он всецело и отдаётся. Он не может иначе поступить и не хочет иначе поступать, а сердце его полно непоколебимой уверенностью, что он и не должен и не смеет действовать иначе. И поэтому, когда он впоследствии мысленно возвращается к этому мигу, он убеждается, что он иначе не мог хотеть, иначе не хотел бы мочь и не смел поступать иначе. Высший закон совпал с желанием его сердца. Он сам и некая таинственно-священная Высшая Сила, дыхание которой он мысленно осязал в глубине своего сердца, хотели одного и того же: именно того, что он совершил. Так что он, совершая, был прав перед законом этой Божественной силы, с коей он стал тогда в некое трепетное и блаженное единение.
В такую минуту человек может отдать все свои деньги ближнему, чтобы спасти его из беды, прыгнуть в омут, чтобы спасти утопающего, громко исповедать поруганную и запрещённую истину, не помышляя о том, что исповедничество может стоить ему жизни. В такой миг некий король снял свою шубу и завернул в неё замерзающего нищего. В такой час Пётр Великий спасал утопающих на Лахте. В такие часы гордец побеждает своё тщеславие и самолюбие и идёт к врагу, чтобы примириться с ним. Это час милосердного самаритянина, который даже не чувствует себя «жертвующим», ибо «жертва» его растворилась в потоке искреннего сострадания. И тот, кто переживал такие состояния, тот знает, что здесь нет также ни «долга», ни «обязанности». Ибо долг как бы исчез в праведном и целостном волении, он переплавился в доброй воле и не противостоял ей тогда и не противостоит ей и теперь. И обязанность, как таковая, совсем не появлялась на горизонте души; была лишь одна свободно признанная необходимость, не расщеплявшаяся на «обязанность» и «влечение». Всё утонуло во вдохновенном порыве – свободы и любви…
Кто пережил совестный акт хотя бы один-единственный раз и совершил вытекавший из него поступок, тот никогда не поверит, будто слова «проклятый долг» и «тяжёлая обязанность» обозначают высшую доступную человеку нравственную ступень. Правда, нет никакого сомнения в том, что из двух возможностей «исполнить свой долг» и «не исполнить долга» предпочтительнее первая. Если есть долг и ты его испытываешь и удостоверил, то сделай всё возможное, чтобы его выполнить. Но надо помнить, что самое чувство долга и самая идея долга появляются только тогда, когда живое хотение человека не сливается с содержанием долга, противопоставляет себя ему и настаивает на своём. Идея долга выражает такое положение дел: «я должен совершить нежеланное», а «хотел
См. главу вторую, раздел второй «Внутреннее освобождение».