Тускуланские беседы. Марк Туллий Цицерон
же может убедить меня после этого?
– Кто сможет? Да тут выйдут спорщики целыми толпами, и это будут не только эпикурейцы, которых я лично вовсе не презираю, но из ученых людей почему-то презирают все. Так, против бессмертия души со страстью выступал любимый мой Дикеарх – он написал три «Лесбосские книги» (по той речи, которую он держал в Митиленах) и в них старается доказать смертность души. А стоики – те уступают нам душу лишь в долгосрочное пользование, как воронам: они согласны, что души долговечны, но не согласны, что души бессмертны. Но хочешь, я тебе скажу, почему даже при такой предпосылке смерть все-таки не есть зло?
ФИЛОСОФИЯ УСНУЛА ЗА СВОИМИ ЗАПИСЯМИ, ОБЛОКОТИВШИСЬ НА ЗЕМНУЮ СФЕРУ
– Как же не хотеть! Но в бессмертии души меня никто уж не заставит усомниться.
(76) – Хвалю, конечно, но чрезмерная самоуверенность опасна. Часто нас смущает какой-нибудь остроумный вывод, и мы оступаемся и меняем мнение даже в вопросах пояснее, а сейчас перед нами вопрос темный. Вооружимся же и для такого случая.
– Вооружимся, но я постараюсь, чтобы таких случаев не было.
– Итак, есть ли у нас причины обходить вниманием наших друзей-стоиков? Тех стоиков, которые признают, что души, покинув тело, сохраняют жизнь, но не признают, что навеки?
– По-моему, они принимают то, что в нашем вопросе самое трудное, – что душа может существовать и без тела; а того, что и само по себе легче принять и что из принятого ими следует прямым следствием, они признать не хотят, – признают, что души живут долго, но не признают, что вечно.
– Отличное возражение: так оно и есть.
(77) Тогда, может быть, прислушаемся к Панэтию, именно здесь разноречащему со своим Платоном? Ведь он всюду называет Платона божественным, мудрейшим, святейшим, даже Гомером среди философов, и только это единственное учение о бессмертии души отвергает. Он настаивает (о чем никто и не спорит), что все рожденное гибнет; а душа, по его мнению, рождается, и доказательство этому – сходство отцов и детей, которое бывает не только в облике их, но и в нраве. И второй есть у него довод: все, что способно страдать, доступно для болезни, а что подвержено болезни, то обречено на смерть; но душа способна страдать – стало быть, способна и умереть.
(78) Этот последний довод можно опровергнуть так: Панэтий здесь словно забывает, что когда говорится о бессмертии души, то имеется в виду человеческий дух в целом, свободный от всякого смущающего движения, а не отдельные части этого духа, в которых и находят приют боль, гнев и похоти; и тот, с кем здесь спорит Панэтий[32], считает эти части лежащими от ума далеко и отдельно. Что же касается сходства, то оно гораздо заметнее не в человеке, а в животных, души которых не имеют разума; у людей же сходство гораздо заметнее в телесном облике, чем в душе. Но ведь и для души немаловажно, в каком заключена она теле: многое в теле обостряет дух, многое, наоборот, притупляет. Аристотель[33], например, заявляет, что все одаренные люди – безумцы (что утешает меня в
Платон.
«Проблемы», 30,1.